Могусюмка и Гурьяныч
Шрифт:
— Я уж спрашивал.
— Ну?
— Несравнимо!
— Законы сюда не доходят! — твердил кабатчик. Он подманил мальчишку и велел, чтобы тот еще принес вина.
Кабатчик Митрич — большой любитель волнующих событий. Здоров, как бык, крепок, любого выкинет из кабака. Времени у него много, на досуге он любит подумать и порассуждать про нужды рабочих. Он всей душой ненавидит заводское начальство и полагает, что нужды рабочих знает лучше, чем они сами, всегда расспрашивает, советует.
Разговор о плате и земле продолжался.
— Дозволь,
— Ну, чтобы никто не выдал! — сказал Порфишка.
Все выпили. Митрич сам подал грибы, огурцы, хлеб.
— А кто выдаст?
— Того похвалим! — ответил Гурьян.
Все смолкли, знали, что это не шутка.
Гурьяна снова попросили рассказать про Лысьву и про Касли и как там народ держался и не уступал, какие были толки и о чем спорили, как и там старались разъединить мир, подкупали хороших мастеров, пороли зачинщиков.
Пришел Загребин, стал кричать, ругать управляющего, бить кулаком по столу.
Гурьяныч не хотел засиживаться в кабаке. Митрич взял с него полцены. Рабочие еще пили.
Гурьян вышел из кабака вместе со Степкой. Отвязавши лошадей и не садясь верхами, пошли по улице, ведя лошадей на поводу.
Вечерело.
Прошли мимо Булавиных. Сегодня мельком, после долгих лет разлуки, увидел Гурьян Настю. Но не знал, нарочно ли она не взглянула или не заметила.
Глава 36
СХОД
— Сколько воронья налетело, — проходя, громко сказал Колька Загребин, с высоты своего роста осматривая поверх толпы крыльцо волостного правителя, на котором установили стол с зеленым сукном и стулья.
День теплый, осенний. В такой день можно поговорить...
На крыльце те, кого Загребин назвал «вороньем»: становой, управляющий, горный инспектор, мировой посредник — мундиры с пуговицами, форменные фуражки. Пришел батюшка отец Никодим. Там же старосты, старшины, на нижних ступенях — полицейские.
Поднялся мировой посредник, гладкий, розовый, невысокий блондин, с благодушной улыбкой, объяснил, кто он, что за должность мирового посредника, сказал, что его обязанность защищать народ и отстаивать права и что благодаря этому справедливость будет соблюдена, что отец наш государь-батюшка Александр Николаевич, защищая народ от произвола и безобразия, повелел входить мировым посредникам во все споры между работодателями и обществом. Он долго разъяснял суть разногласий между заводоуправлением и миром и под конец сказал, что за землю придется платить. Потом он упомянул о земском сборе, потом о налоге государственном и недоимках.
— Это закон, и тут нет никакого подвоха! Какой же может быть подвох, когда это закон государственный? Понятно?
— Не пойму, батюшка, — отозвался
— Что же ты не понимаешь, голубчик Тит Алексеевич? Так, кажется? — оборачиваясь к старосте, тихо и немного смущаясь и краснея, спросил посредник.
— Да за что платить? — продолжал Чеканников. — Что ты нам даешь, батюшка, каков твой товар, за который мы должны платить?
— Земля! — ответил Верб, подымаясь, и снова сел.
— Почем же ты нам ее продаешь? — обратился Чеканников к управляющему.
— Это уж известно, — чуть приподнимаясь, сказал Верб.
— Что же ты шутишь, Тит Алексеевич! — сказал мировой. — Негоже так!
— Какие же шутки! Я спрашиваю при всем мире, вот люди вокруг стоят, за что же платить? Когда товар покупают, так надо посмотреть его.
— За землю, которой вы пользуетесь. Вот если ты возьмешь у соседа коня или телегу, плуг — ты же потом отблагодаришь...
Сход загудел.
— Видишь, они за благодарностью!
— Благодарность!..
— Как же я могу за землю платить? — сняв шапку, закричал низкорослый Волков. — Ведь я ее произвел, отец и дед отняли у леса. Моя она. А ежели не моя, так мне ее не надо.
— Ну, так нельзя! — сказал мировой посредник и стал терпеливо и обстоятельно рассказывать, как по закону взимаются налоги с земли и что такое арендная плата.
— Земля принадлежит помещику, вы на ней живете, ею пользуетесь, ошибочно с вас не удерживали эти годы. Поэтому надо взыскать.
— За землю согласны платить государю, а не помещику, — сказал Загребин. — За господскую платить не будем!
— Почему же? — добродушно и с укоризной спросил мировой посредник.
— Работаем, да еще за землю платить! Если у меня не будет земли, я не прокормлюсь! — живо закричал Загребин. — Как же можно!
— Вот вы говорите, за усадьбу платить, — вышел Порфишка. — Жить-то мне где-то надо? Это несправедливо!
— Чего же ты хочешь?
— Земли не хочу, барин!
— Вот ты нам толковал, теперь дозволь я объясню, — снова заговорил Чеканников. — Как было при крепостном? Мы сеяли хлеба, а сами с землей были помещичьи. Теперь законом предусмотрено, что человек волен. Но человек и волен, а есть хочет. Воля, а за землю плати!
— Да где эти деньги взять? — закричали в толпе.
— Не заробишь! Накиньте платы!
— Это другой вопрос, — сказал посредник. — С вас после манифеста следовало... — Он стал считать и объяснять, сколько следовало бы взыскать за десятину да за усадьбу. Сказал, что дана была льгота, за это время надо было подумать.
— Время прошло. Вам опять дали льготу. Пора взыскивать. Поймите: это закон велит. Перед законом все равны, все обязаны исполнять, нравится нам или нет. Кто не исполняет, того законом же привлекают к ответственности. За это тюрьма и ссылка. Я не думаю, чтобы у нас дошло дело до этого. Вы православные, должны понять, что это справедливо — платить арендную плату. Отработку на заводе произведете!