Мои друзья скандинавы
Шрифт:
Впрочем, у них есть из чего отчислять: с каждой семьи пивовары собирают в Дании обильную дань.
— Наша культурная жизнь покоится на двух китах — пивоварении и сыроварении, — сказал мне как-то датский экономист. — Лучшее в стране издательство «Гильдендаль» принадлежит капиталисту-сыровару. Музей современной живописи и скульптуры «Луизиана» — его же собственность.
Ханс Шерфиг рассказывал, что в ранней юности, «будучи еще идеалистом», он публиковал рассказы в журнальчике, издаваемом одним сыроваром:
— Я мог писать о любви, смерти, ангелах, дьяволах, о чем угодно. Он ни в чем не ограничивал
Что ж, богачу льстит слава мецената. К тому же такие дары обществу — непрерывно действующая реклама фирме. И немаловажно, что деньги, затраченные на поощрение наук и искусства, списываются из прибылей и при прогрессивном подоходном налоге значительно уменьшают ставку налога.
…На этот раз мы в «Луизиану» не заехали, оставив ее далеко справа. Надо было не опоздать на паром, уходящий из Зеландии в Ютландию.
На пристани в Хундстеде паром, этот современный Левиафан, поглотил нашу машину, вобрал ее в свое ненасытное чрево вместе с несколькими сотнями других автомобилей и пошел по сероватым водам Большого Бельта к берегам Ютландии, к причалам Грене.
Солнце закрылось облаками. Моросило, и мы, покинув палубу, спустились по трапу в буфет.
Батареи бутылок «Карлсберг» и «Тюборг» на стойке вернули нашу беседу в исходное положение. Здесь стояли бутылки завода «Тюборг», сорта имени прославленного принца Датского «Гамлет» и «Офелия»… На других бутылках были наклейки с разного рода сведениями, вроде: «Датчане стали употреблять вилки в шестнадцатом веке» или: «Город Фредериция назван так в честь короля Фредерика» такого-то, и т. д. Настоящая пивная энциклопедия… Чем больше пьешь, тем больше эрудиция!
Может быть, это придумано в противовес «Карлсбергу», на бутылках которого издавна указывалось, что завод этот — поставщик датского королевского двора и королевского двора Швеции. Недавно прибавилась строка и о греческом королевском дворе.
Так отразилось на здешнем пивоварении замужество датской принцессы.
— Ты замечаешь, что за восемь лет, прошедших с твоего первого приезда, пиво вздорожало раза в полтора! — сказал мой спутник. — Подсчитай, сколько выиграли предприниматели. Условия задачи простые. В прошлом году датчане, не смотри, что их мало, выпили триста сорок два миллиона литров пива! Впрочем, за это время подорожало у нас раза в полтора не только пиво, а почти все.
Да, я заметил это в первый же день. В трамвае. Раньше билет стоил шестьдесят пять эре, нынче за него пришлось отдать одну крону.
Правда, если платишь сразу пять крон, то получаешь в добавку к билету пять выпущенных муниципалитетом монет — жетончиков, с изображением Русалочки. Каждый из них дает право на один проезд.
Так Русалочка хоть немножко снижает копенгагенцам непомерно дорогую плату за проезд в трамвае…
Да, вздорожало все. Я был свидетелем того, как фермерам удалось повысить цены на молоко на несколько эре. Они объявили забастовку. Все надоенное молоко (не доить
Это возмущало и ум и сердце! Это было вопиющим примером расточительной неправильности общественно-экономического механизма. Сотни тысяч литров прекрасного молока выливаются в канализацию!..
В результате «забастовки» фермерам удалось на несколько эре повысить цену молока.
Горожанам от этого лучше не стало. Наоборот, им то и дело приходится бастовать, чтобы подтягивать заработную плату к росту цен. Этим продиктована и нынешняя забастовка рабочих всех пивоваренных предприятий.
— Так, коснувшись пива, — сказал Эрик, раскупоривая бутылку «Офелии», — мы затронули все наши актуальнейшие вопросы — и концентрацию производства, и вздорожание жизни, и забастовочное движение!..
От причалов Грене до Орхуса — по дороге чистенькой, прибранной, такой, какой обычно дороги видятся лишь с самолетов, — на машине езды полтора часа.
И снова пошли вдоль дороги холмистые поля. Усатый ячмень заполонил нивы. На клеверном душистом лугу, окруженном почти невидимой ниточкой электропастуха, паслись неправдоподобно красные коровы, а дальше, за зеленеющими перышками лука, голубели витки капусты.
Мне вспомнилось, как писатель Ханс Кирк рассказывал мне, что в дни путешествия по Советской стране ему приглянулось поле одного колхоза под Киевом, на котором ровными, неоглядными шеренгами, словно физкультурники на стадионе, выстроилась капуста.
— Такая бы хорошо пошла у нас в Дании, — решил он. — Надо будет достать семена. Какой это сорт? — спросил он через переводчика у председателя колхоза.
И тот отвечал:
— «Амагер».
Амагер — это имя острова, на котором выросла окраина Копенгагена, где жили раньше огородники, — прозвучало для меня тогда как дружеское рукопожатие народов…
Но сейчас мы не под Киевом и не на Амагере, а катим по широкому шоссе с севера на юг Ютландского полуострова.
То справа, то слева от дороги, не обращая внимания на мчащиеся по асфальту автомобили, мирно пасутся рыже-красные коровы, даже и не подозревая, какие схватки развертываются вокруг цен на их молоко.
— Ты не заметил, что коровы у нас не машут хвостами, не обмахиваются? — спрашивает Эрик.
— Да. Это меня удивляет. Какая странная порода! Что у них, атрофированы мышцы хвоста или нервы?
— Нет! — От смеха Эрик даже закашлялся. — Просто у нас начисто уничтожены эти жалящие, кровососущие насекомые… Как их называют по-русски?..
— Оводы. Слепни.
— Да, да! Именно оводы и слепни. Корова не должна тратить энергию на борьбу с ними. Она должна сосредоточиться на производстве молока, — уже без смеха говорит он.
Перед нами раскрываются предместья Орхуса.
Университет.
Ратуша, а перед ней на каменном пьедестале разлеглась большая свинья белой датской породы. Окруженная поросятами, она блаженствует в прохладе бьющих струй.