Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
– Вот как! – улыбался владыка. – Господь благословит.
Сказал и со всей свитой направился к выходу. Тут подошел ко мне отец Онисим и спросил:
– Ну что? Как?
– Не знаю… Представляете, владыка взял мою книгу…
– Эка невидаль! Такую и патриарху не стыдно, – расстроился он. – Надо было внушить, что ты можешь для епархии писать. Чего растерялась?
– Да ладно! – улыбнулась я. – Пусть книги сами за себя говорят. Так приятно, что владыка мне столько времени уделил…
– А! – махнул на меня рукой отец Онисим. – С тобой каши не сваришь. Ладно, побегу отблагословлюсь от трапезы. Нет времени. Давай к машине, приду и
Я села на заднее сиденье – на переднем ждала супруга матушка.
Минут через пять мы увидели, что отец Онисим, торопясь обратно к машине, что-то кричит.
– Наталья! Наталья, выходи! Владыка благословил тебя на трапезу, – услышали мы.
– Вы что! – испугалась я. – Умру со страху.
– Отпоем, – ответил довольный отец Онисим. – Так прямо и сказал: очень жду.
– Меня? – не верила я.
– Тебя! Матушку-то вот мою не пригласил. Там, за столом, женщин нет, как на Афоне, – говорил довольный священник. – Давай, на выход без вещей.
И мы с ним направились к деревенской избе, в которой жил приснопамятный местный старец. Из сеней попали в коридор, в конце которого светился вход в комнату, оттуда доносился мерный стук вилок и ножей о тарелки. Заглянув из-за портьеры внутрь комнаты, я увидела, что из нее была вынесена вся мебель и поставлен сборный длинный стол, за которым сидели приглашенные батюшки – наверно, человек тридцать священников – и молча ели. Какая-то во всех чувствовалась скованность. Единственное свободное место было напротив владыки, который сидел при начале длинного стола, во главе сидел благочинный. У меня подкосились ноги.
– Вперед, Бог благословит! – отец Онисим подтолкнул меня внутрь импровизированной трапезной.
– С праздником! – робко поприветствовала я присутствующих.
На лицах священников застыл немой вопрос: кто она? На что архиерей ответил так:
– Прошу любить и жаловать. Писательница из Москвы, Наталья, – и указал мне место прямо напротив себя.
Я села: ни жива ни мертва. Отца Онисима втиснули на лавку среди сидящих на другом конце стола. Священники оживились. Произнесли здравицу за «дорогого владыченьку», который был очень прост в общении, но больше молчал. Мне казалось, что он видит меня насквозь – настоящий рентген. Я понимала, что напротив меня сидит личность историческая, человек, известный своим аскетизмом и молитвенным трудом, его имя вписано в летопись двух известных русских монастырей, как их первого восстановителя после советского запустения. Владыка был прекрасно образован и написал несколько богословских книг. Я чувствовала огромность личности владыки и не смела слова произнести.
– Что же наша гостья молчит? – ласково спросил владыка. – Расскажите нам что-то интересное про Афон. Отцы не читали столько книг про него. Нам, в провинции, будет очень интересно.
– Ой… – откликнулась я. – Я женщина. Как могу отцам про Афон рассказывать, куда женщин не пускают?
– Про Паисия Святогорца можно рассказать отцам… – посоветовал владыка.
– Благословите! – попросила я.
– Бог благословит.
– Я в него просто влюбилась! – воскликнула я.
Батюшки заулыбались.
– Аксиос! – улыбнулся и владыка и перевел. – Достоин.
– Меня потряс рассказ Паисия, – осторожно начала я, – об одном афонском подвижнике, старце из монастыря Есфигмен. Он был такой простец, который, казалось, не знал элементарных вещей, но при этом получил от Бога дар чудотворения. По своей малограмотности он
– Очень поучительная история, – согласился владыка. – Мы образованные, всё, кажется, знаем про праздник Вознесения… Только не духовным, а мирским своим знанием. Нам, конечно, и в голову не придет молиться: «Святое Вознесение, пошли рыбку»… Но что с того: нам и вот такусенькой, – он сжал свою ладонь, – рыбешки не получить, как старец для друга постарался. А ведь сказано: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» [25] . В южных странах из малюсенького горчичного зерна вырастает большое растение, вот почему Спаситель использует такой наглядный пример. Я специально просил показать это малое зернышко горчицы. Видел и горчичное дерево. Истинно семя, «которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» [26] . Ничтожное по размерам семя, други мои, обладает огромным потенциалом произрастить из него огромное дерево. И вера подобна такому зерну. Этой веры, может, даже и не видно, однако человек, обладающий ею, способен совершать великие дела. Есть ли в нас эта вера хотя бы с горчичное зерно… вот в чем вопрос. В душе простеца вместо всех этих наших знаний Дух Святой обитал. Такая история, да…
Отцы посерьезнели, кто-то тоже по этому поводу высказался, но общее настроение было праздничное, веселое. Зачем рыбку просить, если перед тобой обильная трапеза… Когда не будет, тогда и попросим – такое примерно было настроение. А мне так хотелось услышать какие-нибудь советы собравшихся священников о том, каким образом хотя бы начать приобретать ту самую евангельскую веру с горчичное зерно, что движет горами! В сердцах присутствующих тема отклика не нашла. Кажется, огорчился этому и маститый владыка.
Трапеза шла свои ходом: прозвучали несколько заздравных тостов, кто знал, рассказали о почившем старце, поговорили о наболевшем и обычно неафишируемом. Диакон из протокольной службы владыки, сидевший справа от меня, со знанием дела предлагал попробовать различные блюда, подливал вино. Я не понимала, для чего попала за этот стол. Была же какая-то причина… Только почувствовав, что трапеза подходит к концу, решилась обратиться к архиерею с просьбой.
– Владыка, помолитесь о моем отце… – попросила я.
– Что же с вашим отцом? – спросил он, немного наклонившись к столу, потому что был глуховат, а отцы уже разговорились меж собой, и тишины в комнате не было.
– Он запустил болезнь, началась гангрена и ему весной должны были отрезать ногу.
– Ай-яй, – покачал головой благочинный, сидевший во главе стола.
– И что же, отрезали? – спросил владыка.
– Нет… Понимаете, я стала молиться, много молилась и его даже в больницу не положили, – как бы сама себе удивляясь, сказала я.