Мои Милфы
Шрифт:
«Жаловаться собираешься?» – сказал внутренний голос.
Миранда передумала, не стала ничего говорить, продолжила смотреть, как небо из молочного шоколада превращается в темный, ожидала, что оно станет совсем черным, но такого не произошло, то осталось шоколадом с красноватым оттенком. Допила молоко, съела сливки, но так и не тронула десерт, не хотелось разрушать такую красоту. Хотя, дело было в другом. Глупость конечно, но ей казалось, что если она разворотит фруктовые башенки, то одновременно и окончательно сломается что-то настоящее, что еще осталось от ее мечты.
Что-то
Миранда подумала бы, что он сильно пьян, если бы когда-то видела его таким.
– Что с тобой? – спросила она.
Дедушка не ответил, отвел руку от головы, и та чуть не упала. Повернулся, как в замедленной съемке, посмотрел на нее. Его взгляд был ужасным. От черных глаз остались белесые круги, как у рыбы, которая, сдохнув, долго пролежала в воде.
– Пойдем спать. – сказал он через какое-то время, когда Миранда уже начала бояться, что, вдруг, у него случится инсульт или что-то такое.
Худшее ждало ее в номере. Миранда почти заснула, почти забыла все неприятности сегодняшнего дня, даже разочарование начало разбавляться чем-то тягучим «это жизнь, в ней все не совсем так, как представляешь». Но тут в ее комнату вошел дедушка.
– Я так… так… – сказал он, сбиваясь, садясь рядом, на кровать.
Больше всего ее поразил сильный крепкий запах спирта, в сочетании с другим сильным запахом. Старости! Бессилия! Она иногда чувствовала такой у их соседа, бывшего военного, но опустившегося и пьющего, до срока, постаревшего. Такой запах, как будто в пакете хранили еду, которая там испортилась. Ту вытряхнули, но остался запах испорченной еды, пакета и хуже всего – пустоты, запах опустившейся старости.
Такой запах сейчас был у ее дедушки.
– Я виноват. Я сделал все не так. Совсем… теперь я понимаю это! – он привалился к ней, а Миранда подумала: «Лучше не слушать. Лучше сразу заснуть».
И действительно, от заплетающейся растянутой речи деда, почти заснула. Но, даже сквозь сон, слышала то, что он говорил. Признание!
Картинки сменялись как хронология, как статья в газете, в которой повествование, разворачивается, сопровождаясь последовательными кадрами «как было».
Вот дедушка с ее мамой. В молодости она очень похожа на нее, Миранду. Они стоят рядом с самолетом, как будто хотят улететь. Но, это военный самолет на выставке и его шасси закатаны в цемент постамента, так что, он точно не полетит.
Еще несколько кадров, на которых дедушка и ее мать улыбаются, он совсем молодой, выглядит даже не как отец ее матери, а скорее, как брат. Дальше появляется третий человек. Она узнает своего отца, хотя он выглядит не так, как на фото, которые ей показывали, ниже ростом и какой-то смятый, что ли…
Дедушка так же стоит рядом, но он уже – не с ними. А его ноги почти как тот самолет, замурованный в цемент.
Мы не полетели. Мы не уехали. – мерцают слова отрывками слов и сопровождаются голосом дедушки,
На следующих фотографиях появляется ребенок, лица не видно, он укутан в пеленки. Ее отца уже нет, а дедушка есть. Он стоит рядом, но при этом, бесконечно далеко. И его ноги опять словно замурованы.
Мы не уехали. Из-за тебя… мы не поехали. Мы должны были. Из-за тебя, все из-за тебя…
Слова приносят жуткую боль. Миранда на секунду просыпается и видит, что дедушка, который сидит рядом, у ее кровати, теперь уже не только с замурованными ногами, но и всем телом, только рот шевелится, гадко и криво, кое-как выговаривая слова: Из-за тебя… из-за тебя… из-за тебя…
«Все-таки, я во всем виновата. Что-то не так со мной». – думает она, продолжение мыслей в такси.
От ужаса, что это ей не только снится, а происходит с ней на самом деле, Миранда закрывает глаза, сжимает до боли в веках. Удивительно, но сразу засыпает. Пусть и серым пустым сном, но хоть так.
***
Утром дедушка вел себя как обычно, но запах был тот же, как у пустого пакета, в котором долгое время портилась еда. Миранда отчетливо чувствовала, но уговаривала себя «пройдет».
Они быстро позавтракали, быстро собрались и поехали на экскурсию в Коста-Брава. Дорога шла по холмам, было чем-то похоже на Крым, но только больше и ярче. Дедушка что-то изредка говорил, Миранда кивала в ответ.
Ее не покидало ощущение, что он теперь другой, чужой. А может, всегда был таким? И никак не могла забыть его слова «если бы не ты… из-за тебя… все из-за тебя».
Они висели, саднили внутри, ощущением: я в чем-то виновата, я не такая.
На одном из затяжных подъемов, попали в пробку, впереди были, то ли дорожные работы, то ли просто односторонний участок и машины пропускали по очереди.
Она не вполне поняла точное значение надписи на знаке «Куидато пор деланте», но смотреть на карабинерэ было интересно. Его движения были, одновременно, быстрыми и вальяжными. А еще удивительно: он улыбался, как будто ему нравилось то, что он делает.
«Здесь всем нравятся то, что они делают, даже если делают ерунду». – неожиданно подумала она, и сразу как-то по-другому восприняла события вчерашнего дня, особенно поведение «альбомных» родственников.
Они доехали до эпицентра затора. Оказалось, что бетономешалка съехала с дороги из-за лопнувшего колеса, перегородив оба потока по диагонали.
– Вот. – дедушка привалился тяжело, неприятно. – Вот, посмотри! – он показал куда-то.
Наконец, увидела, но не поняла, что там особенного. На пригорке, рядом с которым стояла бетономешалка, сидело двое мужчин, свесив ноги в обрыв, внизу которого была стройка или свалка. Механизм, перемешивающий бетон не прекращал пыхтеть, а эти двое о чем-то весело разговаривали.
Она рассмотрела бетономешалку, вблизи, почти игрушечную. В Москве бетономешалки и другие грузовики были огромными, грозными. А эта, как из «Детского Мира». На небольшой грузовичок прицепили механизм и посудину, по форме чем-то, напомнившую лампу Алладина.