Мои миры, твое отчаяние. Танец 2
Шрифт:
— А вот это уже мое дело! Вы не вправе указывать мне, хоть и являетесь опекуном. Я живу у вас и благодарен вам за крышу над головой, но это еще не значит, что вы можете командовать и помыкать мной, как захотите!
— Как раз такие права у меня есть! Или ты хочешь перейти под опеку Малфоя или Фаджа?
Гарри поставил от себя чашку подальше, чтобы не было искушения разбить ее.
— Если вы откажетесь от своих прав опеки, то меня, скорее всего, примет господин Каркаров.
— С чего такая уверенность? — ухмыльнулся Снейп.
— Он просил немедленно докладывать ему, если с вашей стороны будет какое–то
— Неужели ты не понимаешь, что он интересуется тобой только из корыстных побуждений? — полуулыбнулся–полуоскалился Снейп.
— Он хотя бы пытается это скрыть, — Гарри возвратил не менее дружелюбную улыбку.
Зельевар потер виски.
— Ты ненавидишь меня?
— Я? Нет. Раньше не любил. Когда–то презирал. Сейчас же вы мне безразличны, сэр. Творите, что хотите, лишь меня не трогайте. За время проживания с вами я стал куда старше, чем на два года. Спасибо за старания.
Снейп покачал головой, но промолчал.
— Я наелся. Спасибо за ужин и интересную беседу.
Гарри поднялся из–за стола и направился к выходу из комнаты, расправив плечи и стараясь держать спину максимально прямой.
— Поттер, чего ты хочешь сейчас?
Мальчик оглянулся на опекуна.
— Достигнуть вашего уровня.
Зельевар удивленно посмотрел на него.
— Зачем?
— Тогда я приближусь к ним, — пожал плечами мальчик и вышел.
— К кому?
— К Волдеморту и Дамблдору… — донеслось уже от лестницы.
Снейп отложил вилку и долго гипнотизировал стену перед собой.
* * *
Около стола Гарри лежала большая куча смятых пергаментов и белых листов. Мальчик наводил порядок в своих бумагах. По его скромным подсчетам, на учебный год ему потребуется где–то двадцать тетрадей и несколько пачек бумаги. Большая часть перьевых ручек была потеряна в школе. Вернее, обычно Офелия забывала писчие принадлежности и заимствовала у Гарри запасные. Мальчик никогда не отличался жадностью, но когда ни одна из одолженных ручек так и не вернулась назад, Поттер насторожился. Может быть, Чермак вела подпольную торговлю ими?
Перья тоже выглядели не лучшим образом. Половина из них была изрядно помята, другая же просто замусолена.
Гарри провел рукой по своим отросшим волосам. Их давно пора было привести в порядок. Не то, чтобы он сильно заботился о своей внешности, но выглядеть, как будто он провел все лето в лесу вдали от цивилизации, не хотелось. Обычно он или забегал в парикмахерскую в Шабаше, или доверял свою голову Мирославе, реже Эдвину. Последний был слишком склонен к креативному подходу в стрижках, который понимали далеко не все учащиеся Дурмстранга.
Мальчик осторожно потер пальцами мочку уха, в котором постоянно была вставлена небольшая сережка из запасов Эрстеда. Он носил ее, не снимая. Гарри всегда нащупывал ее, когда начинал волноваться.
Бегать по Шабашу первого сентября совершенно не хотелось. В прошлом году город казался чрезмерно переполненным, и что–либо купить быстро не представлялось возможным. Да и на торговых площадях ловко орудовали воришки. Остаться без денег желания не было.
Банк ему тоже нужно посетить. Галлеоны быстро заканчивались, а книги надо на что–то покупать. Еще
Гарри достал из бумаг неудачный набросок водорослей–удушек. Это было нечто, состоящее из ломаных линий. Поттер совершенно не умел рисовать: для него провести прямую линию считалось верхом мастерства. Хорошо, что всегда рядом был Эдвин, который делал прекрасные иллюстрации ко всем его конспектам по травологии. Девочки рисовали неплохо, но не искусно. Их рисунки получались… нормальными. Творческие успехи Альберта зависели от его настроения. Он мог нарисовать нечто действительно красивое, а иногда среди клякс сложно было различить что–либо. У Грегоровича на все всегда был один ответ: «Я так вижу».
К его странностям привыкли все преподаватели, и никто к нему особенно не придирался. Возможно, у них были палочки, которые в свое время сделал его отец. А этот человек был гораздо более странным, чем его сын.
От Альберта первым пришло письмо.
«Я буду идти рядом с тобой…»
Обычно Грегорович писал длинные послания, из которого основной смысл содержания не всегда удавалось вычленить с первого раза. Эта же краткость говорила о том, что Альберт стремился подчеркнуть важность данных слов. Только эта мысль была важна для него. Гарри был благодарен ему. Именно он всегда ненавязчиво подталкивал Поттера к правильному решению, давая возможность взглянуть на какую–либо ситуацию с другой стороны или понять ее истинный глубинный смысл.
Письмо от Эдвина не заставило себя долго ждать и было столь же коротким.
«Я не изменил своего решения. Нам по пути».
Эрстед всегда был эксцентричным, порой даже немного легкомысленным. Но от него ощущалась сила и поддержка. Он без лишних раздумий вступил бы в бой, если того потребовала ситуация. И Эдвин мог подставиться под любое проклятие, стремясь защитить Поттера. Именно этого Гарри и боялся больше всего. Его жизнь не была ничуть ценней жизни любого другого человека и уж явно не стоила того, чтобы кто–то пострадал, защищая ее.
Почти одновременно пришли письма от Офелии и Мирославы. Смысл написанного Беливук сводился к тому, что все они большие дети и за ними необходимо присматривать, а на роль няньки, кроме нее, взять больше некого. Чермак же сообщила, что ради благого дела она способна временно пожертвовать своей личной жизнью и готова на увлекательное приключение, в конце–концов по ее жилам течет горячая кровь.
Гарри был также благодарен и девочкам. Возможно, им действительно было ни к чему ввязываться в это все. Рано или поздно война начнется. По большому счету, мальчику была безразлична судьба Англии. Но к Волдеморту у него были теперь личные счеты. Смерть родителей раньше не пробуждала в нем жгучей ненависти. Скорее, пренебрежение с оттенком гнева. Возможно, потому, что он и не знал их толком, а возможность получить какую–то информацию о родителях появилась не так давно.