Мои палачи (СИ
Шрифт:
Суббота, недавно рассвело, в кафе только мы и помятые студенты, после бессонной ночи закидывают в топку шоколадные булки и запивают чаем.
Громко базарят.
Наркоманы. И подслушивать не обязательно, я вижу, все опера в два щелчка читают их по поведению. Даже на выходном мозг не отключается, машинально отмечаешь номера машин, прохожих, кто скидывается на закладку возле денежных переводов, кто собрался вариться и погнал в аптеку.
Вот эти, за крайним столиком, всю ночь жрали и курили всякую дурь и колбасились.
Но мне плевать, мне сейчас не до них.
— Ты чего в нее так вцепился? — возвращаюсь к Артуру. Верчу в пальцах зубочистку. — Юля не одна на планете всей. Найдешь другую. Можно тоже Юлю.
Пытаться шутить по утрам — не моё. Сдерживаюсь от кривой улыбки.
— Что ж ты за человек, — он зевает. Трёт лицо. — Везде нос суешь. Как Варвара на базаре. С Юлей мы сами разберемся, до тебя как это ещё донести?
— Да не разберётесь вы с ней, — зубочистка ломается, кидаю ее на стол. — Если не мы, так другие. Будешь всю жизнь на ремонт работать. Потолки чинить. Которые рогами своими обдираешь. Тебя прёт что ли от этого?
Он пьет кофе.
— Бросай её, — настаиваю.
Он все ещё с ней спит. Наверняка. Она всегда рядом, в кровати, только руку протянуть. Он может, я — нет.
Вчера была паршивая пятница, они вернулись с юга, я ее, наконец, увидел, а она почти не загорела, сменила стиль, не носит больше каблуки, натянула строгий костюм, собрала волосы.
Стала другая.
И она не виновата, но я начинаю ее тихо ненавидеть.
Давно начал.
За то, что она такая есть вообще.
Она мне мешает.
Потому, что я ее хочу.
Из головы выбросить не могу.
Особенно после того, как два раза попробовал.
Зря, не надо было.
— Я вчера сказал, — Артур достает сигареты. — Про Настю с Мариной.
Киваю. Вот уж бессмысленная информация.
— И Юля что?
— Решила, что я вру, — он хмыкает. Закуривает. Медленно выпускает дым. — То есть если бы это было правдой. Она бы точно знала, кто ее видел. И кто мог мне настучать. Я же ее проверял. Всю неделю ждал, когда она помчится к подружкам разбираться, какие вы суки, зачем проболтались, я вас просила не говорить.
— Артур, она не дура так палиться, — в раздражении откидываюсь на стуле. Поражаюсь его наивности. — Проще прикинуться, что ничего не понимает. Что она и сделала.
— Тогда она бы исподтишка, мимоходом, в разговорах, помои на подружек лила, — спорит он. — Чтобы я задумался, может, они пизд*т. А она даже вчера их защищала. Мол, не могли они, Артур, как тебе не стыдно. А потом ревела всю ночь. Под утро устала и уснула. Устать реветь. Она не успокоилась, у нее силы кончились. Как тебе?
Никак мне.
У меня есть определенный образ, я его составляю в первую же встречу и, обычно, не ошибаюсь.
И с Юлей вряд ли ошибся, она слегка деланая, ходит, как по
Аристократия, все прочее.
Артур ее несколько месяцев на хромой козе обкатывал, дураку ясно, набивала цену, и, умничка, хорошо набила.
Вышла замуж и расслабилась.
Поскакала по х*ям.
— С Настей они с института дружат, — напоминаю. — С Мариной последний год. Нахрена им пизд*ть?
— Я без понятия, что у этих шкур в голове, — Артур кривится. — Щас не в этом суть. Я ее напугал. Вы ее трахнули. И теперь таскаетесь, прилепились пластыри, не содрать. Его я, с трудом, понять могу. Сразу присмотрел себе мою жену. Оба глаза положил. Ну, что сделать? Вкус похож. Кто виноват? Да никто. Спасибо, что хоть просто смотрел. Пока я ее сам не оставил. А ты куда лезешь? — он резко встаёт, задев стол, и ножки скрипят по плиточному полу. — Куда все, туда и я? Отставать неохота? Боишься, что мимо тебя что-то интересное пройдет? Так нам уже не пять лет. И не десять, и не пятнадцать. Не надо подглядывать за братьями, когда они за гаражами курят. Займись своими делами.
— У нас запрещено курить, — к столику подскакивает официантка. Проснулась, тут уже дым столбом стоит. Она тычет в табличку на стене. — Немедленно выбросьте папиросу. И я должна взять с ваш штраф.
Артур кидает бычок в чашку. Лезет в барсетку, не считая достает несколько купюр.
Размешиваю остывший кофе.
Он прав.
Так все и было.
Я всерьез никем не увлекался.
Пока не началась песня Артура: моя Юля — малышка на миллион.
И пока к ней не прибавился припев: Артур, твоя Юля — даже на два миллиона малышка.
Так точно.
Косился, косился, и по уши встрял. И тут тоже никто не виноват.
Залпом допиваю кофе и встаю. Идём на выход, Артур открывает дверь.
— Тебе удобно думать, что ты развлекаешься с плохой девочкой. Зато гандон*м себя не считаешь. Но моя девочка хорошая. И обижать я ее больше не дам. Ни вам, ни вашим шмарам. Последний раз говорю — отъеб*тесь.
И я сжег всё, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал
В ресторане шумно. Звенят вилки по тарелкам и бутылки, и все болтают.
Стол длинный, заставлен разной деликатесной всячиной, во главе стоит с рюмкой в руках отец Марины.
Он с ласковой улыбкой оглядывает гостей. Благодарит за поздравления, и за подарки, и за то, что все мы здесь сегодня собрались.
Брямс, брямс, гитара.
Ладно, не гитара, в углу зала шпарят музыканты, какой-то популярный ансамбль.
Это популярный санаторий.
У нас бронь на все выходные.
Сегодня пятница, прошла неделя после того завтрака, когда Артур попросил отъеб*ться.