Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)
Шрифт:
Менялось время, менялась и областная журналистика. Островная пишущая братия условно разделилась на сторонников умеренно-консервативной газеты "Советский Сахалин" и приверженцев безудержно-либерального издания "Свободный Сахалин". Одно и то же событие эти газеты часто давали по-разному. Умеренные старались убеждать читателя логикой и здравым смыслом. Либеральные аргументировали хлёсткой фразой и ссылками на эксклюзив. Впрочем, на вошедших в моду фуршетах аппетит у тех и других был примерно одинаковым.
Ещё недавно симпатии журналистов к конкретным лицам и организациям подавались
Однажды я заглянул к редактору "Свободного Сахалина" П. Лякутину. Тот сидел за компьютером и бойко стучал по клавиатуре. Заметив мой интерес к технике, Петя сказал с ноткой превосходства в голосе:
— Это тебе не пишущая машинка! — и похлопал по монитору, словно по шее боевого коня.
Принято считать, что газета должна стремиться к объективности. Это в идеале. Однако объективности как таковой в журналистике не существует. Газетный факт — всего лишь определённый набор обстоятельств, прихотливо выбранных журналистом из собранной информации. Убедительность факта зависит не только от того, кто готовит этот условный набор, но и от того, кто его редактирует. От того, кто прочитывает маикпмал перед тем, как заслать в набор. И от того, кто подписывает газету как редактор.
Легко судить об ошибках с вершины опыта, гораздо сложней — пытаться разобраться в вещах и событиях, имевших второй, а то и третий план. Я собирал информацию из разных источников: ходил на заседания рыбопромыслового совета, брал интервью у новоиспечённых рыбопромышленников, просил дать цифры в "Сахрыбводе" и "СахТИНРО". Бывало, что информация никак не складывалась в логическую цепочку, а то и прямо противоречила здравому смыслу. Зачем, например, выделять промысловые квоты областной администрации? Чиновники — что? В "золотом треугольнике" собираются минтай на удочку ловить? Или крабов отправятся добывать у берегов Камчатки? Или, к примеру, право переуступки квот. Это же стопроцентное делание денег из воздуха! Почти легализованный "откат" в особо крупном размере. Это ли нужно рыбопромышленной отрасли, которая переживает не самые лучшие времена?
Своими сомнениями я делился в материалах. Что-то вычеркивалось на пути к печатной машине, но большая часть информации шла в газетные киоски. Реакция заинтересованных лиц на материалы угадывалась в общении с сахалинскими рыбопромышленниками: за каждым из них стоял свой интерес.
— Московская команда мечтает прибрать нашу сахалинскую рыбу к рукам, но мы её так просто отдавать не намерены, — говорил мне в недавнем прошлом вице-губернатор, а ныне предприниматель В. Горшечников. — "Сахрыбпром" разваливается, областной Рыбакколхозсоюз дышит на ладан. Рыбаки не знают, куда им приткнуться. Нам надо объединяться. Вот мы создали АРС — Ассоциацию рыбопромышленников Сахалина. И с нами уже начинают считаться. А мы идём дальше! Пройдёт года два, и у нас будут свои предприятия, свой флот. И свои депутаты, которые будут защищать интересы простых рыбаков…
Умел говорить
— Ассоциация — это понятно, нынче много всяких ассоциаций, союзов, фондов… Я не против, пусть они будут. Но ведь у них нет ни судёнышка! Про тралы, ловушки, невода я уже и не говорю, — горячился председатель. — Вы, я знаю, и сами рыбачили. И что? Разве не было в колхозе катеров, сетей? Или рыбаки мало зарабатывали? Сейчас колхозы укрепляются, закупают промвооружение, ремонтируют флот… Никому и в голову не приходит взять и выйти из нашего рыбацкого союза. Так что все эти разговоры о кризисе в РКС совершенно беспочвенны.
Умел говорить Бурков! И тоже всё правильно, всё убедительно. Однако и новые рыбопромышленники тоже в карман за аргументами не лезли. Помню разговор с одним из нуворишей, сколотившим первоначальный капитал на паях с Гермесом.
— Наловить рыбы — это полдела, её надо ещё переработать, — говорил нувориш, явно рисуясь перед журналистом. — Рыбы-сырца много, а куда её девать? Надо выпускать консервы, пресервы, копчушку всякую. Вот мы этим и занимаемся. Построили цех, пусть и небольшой, но свой. Нам квоты выделили, а мы их у судовладельцев на рыбу обменяли. И им хорошо, и нам приятно!
Всё правильно: коптильню организовать — это не рыбопромысловый флот модернизировать, большие капиталы здесь не нужны. Главное, чтобы рыба была, а прибыль сама в карман полезет. Простая бумажка с печатью, дающая право на вылов определённого количества сырца (так называемая квота) оборачивалась миллионами.
Предприимчивые люди торопливо сколачивали капиталы, люди непредприимчивые — теряли то, что есть.
…Пройдут годы, и появятся на острове кристально честные чиновники, уважаемые бизнесмены, благонамеренные спонсоры. И никому уже не будет интересно, чем в действительности пахнут иные кабинеты и офисы — импортным дезодорантом или всё-таки рыбой, дорогим одеколоном или икрой.
Однажды, отправившись в командировку в Макаровский район, я зашёл в природоохранную прокуратуру. Слово за слово, и обозначилась интересная тема. Вооружившись фактурой, я вернулся в Южный и взялся за статью. А дальше события развивались следующим образом.
Сижу я у Лашкаева (мы с ним делили один кабинет на двоих), пишу материал. Вдруг открывается дверь, и появляется обиженный предприниматель. Из Макаровского района. Говорит, рыбный цех природоохранная прокуратура прикрыла. Дело шьёт. На Колыму, может, и не сошлют, а вот от штрафа тысяч в семьсот, точно, не отвертеться.
— Да деньги — тьфу! — говорит предприниматель. — Мне за Россию обидно. И что это за страна такая, в которой за отходы производства приходится штрафы платить?
— За что конкретно платить? — спрашиваю. — Что за отходы?
— Икра, — отвечает предприниматель, и вытаскивает из кармана бумажку. — Вот, смотрите, это технология разделки рыбы лососевых пород. Берём, например, кету и потрошим её. Получаем рыбью тушку и субпродукты — печень, молоки, икру. Правильно?
— Всё правильно, — отвечаю. — Получаем икру.