Мои Великие старухи
Шрифт:
В лагере мне пришлось столкнуться и с ненавистью лично ко мне, и с клеветой на меня. Я часто попадала впросак, бывала «белой вороной», а это особенно тяжко… Но я не сдавалась! Не поддаться, не стать частью злобного мира! И мне помогли многие. Теплом, участием, куском хлеба, добрым словом. Среди толпы обездоленных встречались люди потрясающей чистоты и душевной прелести, люди умнейшие и честнейшие… И доброта словно сама плыла ко мне. И спасала.
Но не могу больше говорить об этом, Феликс. Вы молодой, красивый, «на вершинах» – и вдруг волею судьбы стали моим исповедником. Хватит. Читателям нравятся интервью со знаменитостями. Никому не интересно, что пережила какая-то неизвестная Татьяна Ивановна.
Ф.: Ну, ладно… Но что вы думаете о космосе?
Т. И. – Думаю, что, конечно, мы в нем не одиноки. Только большинство людей не способны видеть это и слышать. Но есть такие, кто видит и слышит. Жизненная энергия – это бессмертный поток. Им пронизано все. Я не погибели жду – я мира хочу и спасения для измученной нашей Земли. Ее спасет наша к ней любовь.
22 августа 1987 года
Глава 26. Графиня Разумовская о Марине Цветаевой
«Здесь не было тех причин, которые заставили бы ее наложить на себя руки».
«Автор книги „Марина Цветаева. Миф и действительность“, которая стоит у меня на цветаевской полке и которую я не раз перечитывал, живет в Вене?! Так помогите мне встретиться с ней», – обратился я к своим венским друзьям, сообщившим неожиданную новость. Я много лет «болел» Цветаевой, и все, что касалось ее судьбы, ее творчества, приводило меня в трепет.
…И вот с листочком бумаги в руках, на котором написан адрес, подхожу к особняку, построенному в конце XIX века. Дверь как дверь, звонок как звонок, только странно: на всех жильцов большого четырехэтажного дома одна сигнальная кнопка. Открываю дверь, вхожу в подъезд, и сразу же попадаю в «объятия» русской архитектуры, старинных картин. Поднимаюсь по лестнице мимо ряда огромных полотен с изображениями людей в одеждах «седой старины». Мрамор, хрустальные светильники, анфилада комнат. Сопровождаемый хозяйкой, прохожу в ее комнату, сажусь в кресло, осматриваюсь. И здесь старинные русские книги, утварь, мебель, роскошные люстры. Дворцовая обстановка.
Графиня Мария Андреевна Разумовская – наследница знаменитой русской фамилии.
– Мы с братом Андреем, – говорит Мария Андреевна, – прямые потомки Разумовских.
– В Австрии?
– Нет, в мире, включая и Россию. А было так. Отправленный в Австрию послом, это было в конце XVIII века, Андрей Кириллович Разумовский по окончании службы остался в Вене навсегда. Был два раза женат. Страстный любитель музыки, он сам играл на скрипке, покровительствовал Гайдну и Бетховену; один из циклов сочинений последнего так и называют – «Квартетами Разумовского». В Вене до сих пор есть улица Разумовского. В Австрию переселился и младший брат графа Григорий Кириллович, женившийся также на австрийке. И он стал жить в Вене. Таким образом, в России «настоящих» Разумовских не осталось. А в Австрии, наоборот, приумножилось, после того как пошли дети у Григория. Вот так мы и живем здесь двести лет.
Моя мать – русская, отец – австрийский офицер. Во время Первой мировой войны попал в плен к русским. Пробыв три года в России, выучился русскому. Вернулся домой, познакомился с девушкой – беженкой, присматривавшей за детьми его сестры. Девушка-эмигрантка оказалась княжной Екатериной Николаевной Сайн-Витгенштейн из рода героя Отечественной войны 1812 года фельдмаршала П. X. Витгенштейна. Она и стала моей матерью.
Стихи Цветаевой перевернули ее жизнь
…Итак, я шел на встречу с автором книги о любимом поэте, а общаюсь с наследницей старинной русской фамилии, владелицей родового имения в самом центре австрийской столицы. Неожиданный, но приятный сюрприз.
Стихи Цветаевой ее увлекли совершенно случайно. Из России прислали самиздатовскую поэму, автором которой якобы была Цветаева. Сквозь все сочинение рефреном проходил душевный вопль героини: «Я так больше не могу, я так несчастна, я покончу с собой…» Было это году в 62-м. Заинтересовавшись судьбой поэтессы, Мария Андреевна взяла в библиотеке книгу американского автора С. Карлинского, посвященную жизни и творчеству Марины Ивановны. Прочла, заинтересовалась еще больше. Но на всякий случай разослала специалистам ту самую поэму. И что же? Выяснилось, что этот «самиздат» – не Цветаева. Поэма сочинена кем-то другим. Но это теперь было неважно: подлинная Марина Цветаева уже не отпускала Марию Разумовскую.
Как же, находясь в Вене, с которой поэтесса никак не была связана, можно изучать Марину Цветаеву? И графиня заказывает из многих библиотек мира книги и материалы для работы. Собрания сочинений Марины Цветаевой еще не существовало, но зато к тому времени, а это были 70-е годы, в печать выплеснулась лавина воспоминаний о ней. И на Западе, и в России. В том числе воспоминания дочери Марины Ивановны – Ариадны и сестры Анастасии Ивановны, опубликованные в «Новом мире» и в ленинградском журнале «Звезда».
Первое издание книги М. Разумовской «Марина Цветаева. Миф и действительность» вышло на немецком языке в 1981 году. Тогда у нас была еще запретной тема судьбы мужа поэтессы – Сергея Яковлевича Эфрона, завербованного НКВД во Франции и участвовавшего в убийстве разведчика Райсса. Автор сообщает читателям сведения об этом, почерпнутые ею в Швейцарии из подшивки газеты «Нойе цюрихер цайтунг», подробно освещавшей ход дела.
А в библиотеке Базельского университета она сидела над рукописями Цветаевой. Известно, что профессор русского языка и литературы Базельского университета Елизавета Малер, подруга Марины Ивановны, взяла на себя хранение части ее архива. Она и сдала его в библиотеку университета. Кстати, именно оттуда вышли в свет циклы стихов Цветаевой «Лебединый стан» и «Перекоп».
Мария Андреевна рассказала мне, что, когда первый издатель этой рукописи Глеб Струве при содействии Малер получил ее фотокопию и собирался издать, его попросили не делать этого в интересах дочери Цветаевой Ариадны Сергеевны, проживавшей тогда в Москве. Почему? Марина Ивановна слишком уж сочувственно относилась к Белому движению, участником которого был и ее муж:
На кортике своем: Марина —Ты начертал, встав за Отчизну.Была я первой и единойВ твоей великолепной жизни.Я помню ночь и лик пресветлыйВ аду солдатского вагона.Я волосы гоню по ветру,Я в ларчике храню погоны.– Помните эти стихи? – спросила Мария Андреевна, рассказывая о своих швейцарских поисках.
Помимо работы в архивах М. Разумовская общалась с людьми, знавшими Цветаеву. Один из них – блистательный литератор Марк Слоним, уже больной и старый, живший тогда в Женеве, тонко и точно чувствовавший Марину Ивановну, многое открыл исследовательнице в облике «живой» Цветаевой, в ее человеческом, нравственном облике.
К заслуге венской исследовательницы, несомненно, надо отнести и переводы стихов русской поэтессы на немецкий язык, и выпуск этих переводов отдельной книгой.