Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел Князе Михаиле Александровиче
Шрифт:
– При таких условиях останутся прежние влияния и самый отход от власти родителей малолетнего Императора станет фиктивным; едва ли таким решением удовлетворится страна.
– Если же отстранить отца и мать совсем от ребенка, то этим будет косвенно еще более подорвано слабое здоровье Цесаревича Алексея, не говоря уже о том, что его воспитание явится ненормальным. Терновым венком страданий будут увенчаны головы всех троих!..
Возбужденный мною вопрос, ныне, после трагической смерти всех лиц, о коих шла речь, потерял конечно всякое практическое значение. Но в то время я считал его весьма важным, могущим иметь серьезные последствия. Поэтому я чувствовал удовлетворение
Дальнейший разговор как то не клеился...
Граф Фредерикс пытался, кажется, узнать у депутатов подробности сожжения его дома в столице, во время которого, как говорили, была сильно напугана его больная жена.
Но видно было, что и у почтенного восьмидесятилетнего старца его личные заботы отходили на второй план и что он полон был мыслями о тех событиях, кои совершались перед его глазами...
Минуты казались часами...
***
Но вот, наконец, вошел Государь и принес с собою текст манифеста, отпечатанный на пишущей машинке на нескольких белых листках телеграфных бланков. Насколько помню, это и был тот проект, который составляли в Ставке, но только нисколько видоизмененный, соответственно последнему решению Государя.
Депутаты внимательно ознакомились с содержанием манифеста и просили о вставке в его текст нескольких слов, казавшихся им необходимыми. Государь, не возражая, охотно исполнил эту просьбу.
Затем Государем тут же у столика был набросан текст двух указов Правительствующему Сенату; один - о бытии Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича, и другой указ - о назначении Председателем Совета Министров Князя Георгия Евгениевича Львова.
Вопрос о передаче Верховного Главнокомандования Великому Князю, подсказанный, насколько помню, Н. В. Рузским, казался всем очевидно бесспорным; что же касается второго назначения, то таковое было сделано в соответствии с мнением, выраженным присутствовавшими при этом депутатами.
Побеседовав еще несколько минут, Государь распростился со всеми, приветливо пожал всем нам руки и удалился к себе в вагон.
Я больше не видел отрекшегося Императора...
Все стали выходить из вагона... Следуя сзади всех, я оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на опустевший салон, служивший немым свидетелем столь важного события. Небольшие художественные часы на стене вагона показывали без четверти двенадцать. На красном ковре пола валялись скомканные клочки бумаги...
У стен беспорядочно стояли отодвинутые стулья... Посредине вагона с особой рельефностью зияло пустое пространство, точно его занимал только что вынесенный гроб с телом усопшего!..
Почти 23 года Император Николай находился во главе страны, занимавшей одну шестую часть земной поверхности и имевшую население около 170 милл. человек!..
Начиналась новая, неизвестная тогда еще глава в истории России...
{239}
***
По окончании приема у отрекшегося Императора, Главнокомандующий Северным фронтом Генерал Рузский пригласил приехавших из столицы депутатов в свой вагон.
– Надо было дождаться переписки набело манифеста и указов, равно как подписания их Государем.
– Надо было также дать некоторую передышку депутатам, потрясенным всем пережитым, прежде отправления их в Петроград, в обратный путь...
Выйдя на темноватую, плохо освещенную платформу, мы к удивлению
– Как проникли эти люди на оцепленный со всех сторон вокзал? На этом вопросе не пришлось останавливаться. Да и как было препятствовать стремлению русских людей в эти решительные минуты быть поближе к центру событий?!..
К толпе подошел Гучков.
– Он что-то говорил им, - по-видимому трогательное, волнующее...
Видно было, как люди снимали шапки, крестились - не то прощаясь с прошлым, не то обращаясь взором к неизвестному будущему... Поражало то спокойствие, почти величавость, с которым Псковичи встретили вступление России на новый путь!.. Что-то ожидает их на этом пути?..
– думалось мне.
***
Через час или полтора в вагон Генерала Рузского были доставлены подписанные Государем Манифест об отречении, в двух экземплярах, и Указы Правительствующему Сенату о назначении Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича и Председателем Совета Министров Князя Г. Е. Львова.
Bcе эти документы были помечены 15-ю часами (3 часа пополудни) 2-го Марта 1917-го года, то есть тем временем, когда Императором Николаем II в действительности было принято решение об отречении от престола.
Пометка документов именно указанным часом должна была, как мне казалось, отчетливо свидетельствовать в будущем о том, что решение отрекшегося Императора было добровольным и вне давления на него со стороны прибывших от Комитета Государственной Думы депутатов.
***
"Высочайший Манифест от 2-го Марта 1917-го года получил
Александр Гучков
Шульгин.
Выдачей такой расписки и закончился для нас во Пскове тяжелый своими переживаниями день отречения Государя.
Около 3 часов ночи на 3-ье Марта депутаты выехали обратно в Петроград; часом же ранее оба литерных поезда, последовательно один за {240} другим медленно и бесшумно отошли от ст. Псков в направлении на Двинск, увозя отрекшегося Императора и его Свиту в Ставку...
Содержание Манифеста и обоих упомянутых выше Указов Правительствующему Сенату были немедленно по телеграфу переданы текстуально в Ставку и Председателю "Временного Правительства". За телеграфным же сообщением были отправлены по принадлежности в Петроград и подлинные Указы.
– Один экземпляр Манифеста об отречении приезжавшие депутаты взяли с собою; второй же экземпляр того же Манифеста хранился у меня в штабе до Мая 17-го года. Когда же Генерал Рузский оставил должность Главнокомандующего Северным фронтом, а я получил в командование 5-ю армию, этот экземпляр, при письме, быль отправлен главе Временного Правительства Князю Львову.
– Перед отправлением документа в Петроград, я приказал снять с него фотографический снимок, хранившийся у меня до большевистского переворота.
Дальнейшая судьба этого снимка, как и многих документов моего архива, мне неизвестна...
***
Вторую ночь мы без сна!.. Силы изменяют, а между тем обстановка столь ответственна, что приходится быть настороже, дабы невольно не сделать какой либо оплошности, в результате крайней усталости...
Опять тревога!.. События не ждут!.. С головокружительной быстротой мчатся они вихрем, друг друга обгоняя и не давая возможности сосредоточиться на каждом из них в отдельности!..
Уже в пятом часу утра на 3-ье Марта, едва вернувшись домой с вокзала после отхода царских поездов в Ставку и отбытия депутатов в столицу, - вызов к аппарату.