Молчаливые звезды Гринвуда
Шрифт:
В конце сентября Мелина поняла, что беременна. Это событие страшно ее напугало. Слухи о ее связи с Джейкобом достигли ушей всех гринвудцев, и на Мелину уже многие посматривали искоса. Она отчетливо представила себе, что будет, когда родится ребенок… Осуждение, шушуканье за спиной и голая, беспросветная нищета… Ее ожидала судьба матери, но та, по крайней мере, хотя бы была замужем…
Мысль об аборте не укладывалась в ее голове. Ребенок был зачат от человека, которого она любила… Да и что сказала бы ее мать, узнав о таком позоре? Слава богу, до Изабел Джилс, приезжавшей с фабрики лишь на выходные, слухи
Страх, отчаяние, любовь и боль настолько тесно сплелись в ее душе, что она совершенно запуталась и уже не могла мыслить ясно. Страх перед осуждением пересилил гордость, и Мелина отправилась к Джейкобу, чтобы сообщить ему новость. Где-то в глубине испуганной и одинокой души все еще теплилась надежда: он узнает обо всем, поймет, что все-таки любил ее, и женится на ней. Как в сказке. Инстинкт самосохранения не позволял рассудку Мелины осознать, что сказок не бывает.
Джейкоб Кинсби воспринял эту новость, мягко говоря, без особого энтузиазма. Однако надо отдать ему должное, он понял, что это его ошибка и исправлять ее нужно именно ему. Он предложил Мелине два варианта действий. Первый – он находит хорошую клинику, где она избавляется от ребенка, а второй – она все-таки рожает ребенка, которого он признает, но без женитьбы на ней, и обеспечивает ему и Мелине достойную жизнь.
Многие женщины хорошенько подумали бы над этим предложением. Более того, большинство с радостью бы на него согласились. Но Мелина почувствовала нестерпимую боль в душе, осознав наконец, что в этой жизни нет места сказкам. Джейкоб не любил ее, Джейкоб не думал о том, что теперь будут говорить о ней в Гринвуде. И это предательство – как восприняла его поступок Мелина – сломало ее окончательно.
Она убежала, оставив Джейкоба в полной растерянности, а через несколько дней ее тело нашли в озере Грин-лэйк. В том самом алом шарфе, который Джейкоб купил ей на ярмарке в Сотскейте. Если бы девушка была жива, ее бы осуждали. Но мертвых не судят, поэтому весь праведный гнев гринвудцев обрушился на семью Кинсби. И в первую очередь на Джейкоба, коварного соблазнителя и убийцу невинной девушки.
Джейкоб Кинсби, вопреки общим ожиданиям, приехал на похороны. Мелину хоронили на кладбище, несмотря на то что самоубийц принято хоронить за оградой. Местная церковь сделала это исключение для Мелины – пошла навстречу жителям Гринвуда. Тем более что никто не мог доказать – самоубийство это или несчастный случай.
Естественно, взгляды, полные ненависти, сыпались на Джейкоба градом булыжников. Он чувствовал всеобщую неприязнь, и от этого ему становилось еще тяжелее. Никто и никогда не интересуется тем, что чувствует человек, из-за которого совершили самоубийство. Его удел – быть осужденным, терпеть упреки. То, что творится в его душе – непередаваемая смесь боли, тоски и вины за происшедшее, – всегда за кадром.
Джейкоб страдал – страдал по-настоящему, не фальшиво, не играя. Если бы в его силах было повернуть время вспять и вернуть тот злосчастный день, когда Мелина рассказала ему о беременности, он женился бы на ней. Он сделал бы все, чтобы она была жива, чтобы ее лицо светилось от радости. Но это было невозможно, потому что не нашлось «безумного профессора», который изобрел бы машину времени… Поэтому Джейкоб молча стоял под холодным ветром, косыми струями дождя и ненавидящими взглядами гринвудцев.
Через несколько
Эта история изменила его жизнь и его душу окончательно и бесповоротно. От прежнего Джейкоба Кинсби – открытого и светлого – не осталось и следа. Он стал скрытным и нервным. Эти качества, правда, не мешали ему пользоваться успехом у женщин. Он уехал из Гринвуда, думая, что вдалеке от этого города сможет забыть о происшедшей по его вине истории. Но не забыл, потому что лицо Мелины Джилс всю жизнь преследовало его в кошмарных сновидениях. И потому вернулся в Гринвуд через двадцать пять лет после отъезда, когда умерла его мать.
В городе ничего не изменилось, и его по-прежнему считали подлецом. Впрочем, ему на это было совершенно наплевать. Он почти ни с кем не общался и находил развлечение в том, что мирно занимался выращиванием тюльпанов. Иногда к нему заходил кое-кто из местной молодежи.
Джейкоб любил молодых, потому что у них все еще было впереди и они могли рисовать свою жизнь на белоснежных листах еще не прожитых лет. В то время как сам Джейкоб чувствовал приближение конца. Он был абсолютно здоров – если не считать больной ноги, которую он повредил, упав с лестницы. Но буквально за месяц до своей смерти он понял – жить ему осталось не долго.
А по городу поползли слухи, что девушка в алом платке опять объявилась в Гринвуде…
День похорон выдался ненастным. Дождь моросил с самого утра. Впрочем, большинство жителей Гринвуда не очень-то переживало по этому поводу – людей, пришедших на похороны, можно было пересчитать по пальцам. Кроме Дианы и Грэя на кладбище под дождем мокли еще три человека: стройная пятидесятилетняя дама с довольно эффектной внешностью; сухонький старичок, приятель Джейкоба, который и организовал похороны; и молодой парень Билл Уитсмор, один из тех, кто иногда заходил поболтать с Джейкобом.
Священник вяло произнес какую-то речь – у Ди сложилось впечатление, что ему совершенно не хотелось говорить что-либо над могилой Кинсби, – и объявил всем, что теперь можно бросать землю и цветы… Диана никогда не видела таких похорон – ни слез, ни грустного шепота, ни людей, которые утешают друг друга. Полная тишина. И равнодушные слова священника ложились на эту тишину сухими осенними листьями.
С кладбища Грэй и Ди возвращались вместе. Как ни странно, смерть человека, которого они не так уж и хорошо знали, немного сблизила их.
– Ты был дружен с Джейкобом? – спросила Ди, нарушая тишину неожиданно холодного летнего дня.
– Не очень, – покачал головой Грэй. – Я частенько бывал у него, мы болтали, пили вино – у него был целый погреб самых разнообразных вин… В общем, неплохо проводили время. Но Джейкоб никогда не раскрывался полностью. Он был мил, любезен, остроумен, но не позволял переступать барьер, который поставил между собой и миром.
– Откуда ты знаешь, что он ставил барьер? – поинтересовалась Ди.
– Такие вещи можно почувствовать. Конечно, не сразу, но со временем начинаешь ощущать – что-то есть, разделяющее тебя и этого человека. Как правило, такой барьер люди ставят умышленно. Чтобы их не ранили, не задели…