Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
Турецкий закинул в рот ложку солянки и сказал, работая челюстями:
— Я ыкогда ны ошиаюсь.
— Прожуй сначала, пророк, — улыбнулась, глядя на мужа, Ирина. — Ну хорошо. Ты, кажется, мечтал купить новую лодку, чтобы поехать весной с Грязновым на рыбалку?
Турецкий отодвинул опустевшую тарелку.
— С тобой купишь, — посетовал он.
— Так вот, чтобы развеять твои мифы относительно собственной прозорливости, я обещаю: если у этого дела будет продолжение и Грязнов тебя втянет, я сама поеду с тобой в магазин за этой чертовой лодкой.
— Да-а? — поднял брови Турецкий. — И
— Ну, — Ирина пожала плечами, — должно же и у тебя в жизни быть хоть что-нибудь хорошее. Ну как, согласен?
— По рукам, — кивнул Турецкий и с самым мрачным видом пожал теплую ладошку жены.
3
Узнав о том, что Камакин уезжает с подругой в Венецию, вице-мэр Москвы Валерий Аркадьевич Костюрин, понятное дело, не обрадовался. Костюрину и своей работы хватало, а теперь на его хрупкие (в буквальном смысле слова) плечи мэр взвалил в два раза больше работы. Говоря по чести, Валерий Аркадьевич был человеком ответственным и от тяжелой работы никогда не бежал.
Однако в то утро он пришел на работу в мрачном и подавленном настроении. Душу вице-мэра Костюрина терзали тревожные предчувствия. Дело в том, что под самое утро Валерию Аркадьевичу приснился неприятный сон. Сначала ему снился длинный-длинный поезд, лениво ползущий по железнодорожной насыпи. Сам Валерий Аркадьевич стоял возле насыпи и почему-то считал вагоны. Занятие это было, прямо скажем, скучное. К тому же солнце палило нещадно, и по лицу Костюрина катился горячий пот.
Валерий Аркадьевич достал из кармана платок, чтобы вытереть пот, и вдруг увидел, что платок у него, всегда безукоризненно белый и чистый, сейчас черного цвета. И не просто черного, а с красной каймой. Как черный квадрат, вставленный в кроваво-красную, траурную рамочку. Костюрин вздрогнул и швырнул платок на землю. Однако налетевший порыв горячего ветра поднял платок с земли, и платок стал кружиться у Валерия Аркадьевича над головой, подобно черной птице.
Сердце у Костюрина защемило. Он перевел взгляд на железнодорожную насыпь и вдруг увидел, что вместо вагонов по железнодорожному полотну ползут огромные зеленые гусеницы. Они были жирные и противные. К горлу Костюрина подкатила тошнота, и он в ужасе проснулся.
Валерий Аркадьевич был человеком суеверным. Собираясь на работу, он все время думал об этом сне, а особенно о черной, траурной птице, кружившейся у него над головой. Брея щеки и глядя на свое бледное отражение в зеркале, он невольно стал напевать:
Черный во-орон, что ж ты вье-ешься над мое-ею головой? Ты добы-ычи не добье-о-шься. Черный во-орон, я не твой…— Тьфу ты черт! Привяжется же такая зараза! — выругался Костюрин и стал яростно размазывать пену по пухлым щекам.
От кофе, предложенного женой, Валерий Аркадьевич отказался.
— В офисе выпью, — буркнул он.
Жена, редко видевшая мужа в таком расположении духа, опешила.
— Что с тобой, Валя? — озадаченно спросила она. — Ты заболел?
— Угу, — снова буркнул Костюрин. — Насморком.
Жена внимательно вгляделась в его бледное лицо и покачала головой:
— Не
— Можно подумать, я тебе вчера нравился, — усмехнулся Валерий Аркадьевич.
На это жена ничего не ответила. Да и что тут скажешь?
Когда Костюрин выходил из квартиры, жена не пожелала ему удачи, как делала это обычно. От этого на душе у Валерия Аркадьевича стало еще мрачнее.
Но на этом неприятности не кончились. Когда вице-мэр Костюрин вышел из подъезда и двинулся к машине, дорогу ему перебежала черная кошка. Да так быстро, что он даже не успел среагировать и остановиться: так и шагнул — прямо через невидимый роковой пунктир, прочерченный на асфальте кошачьими черными лапками.
«Чтобы тебя „Запорожец“ переехал», — мысленно пожелал кошке Валерий Аркадьевич. И двинулся к машине.
— Здравствуйте, Валерий Аркадьевич! — поприветствовал его водитель.
— Здравствуй, Паша.
Водитель посмотрел на шефа в зеркальце обзора и сказал:
— Надо было через левое плечо сплюнуть и сказать «чур меня». Я всегда так делаю.
Костюрин усмехнулся:
— Детский сад какой-то! Взрослый человек, а веришь во всякую дрянь!
А про себя подумал: «А ведь и правда. Сплюнуть-то я забыл».
Валерий Аркадьевич окончательно упал духом.
Приехав на работу, Костюрин, как и любой другой деловой человек на его месте, тут же забыл обо всех утренних и ночных напастях.
Он битых два часа разбирал документы, оставшиеся от укатившего в Венецию коллеги. Документы эти находились в страшном беспорядке, сразу было видно, что Камакин уезжал спешно и не успел привести их в порядок. Большинство из них были уже подписаны и утверждены Камакиным.
Через два часа работы Костюрин утомленно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. И тут же, едва он расслабился, на память ему снова пришел сон про гусениц и черную птицу. А там и черная кошка подоспела. Сердце Костюрина учащенно забилось.
— Да что ж это такое! — строго сказал себе Валерий Аркадьевич. — Ведешь себя как ребенок или как глупая деревенская баба! Возьми себя в руки и не думай о глупостях!
Окрик подействовал. Постепенно Костюрин снова успокоился и продолжил прерванную работу. Еще минут пятнадцать он перебирал документацию, но вдруг замер и тихо проговорил:
— А это еще что такое? — Он сдвинул на лоб очки и поднес к глазам лист бумаги, словно не верил тому, что увидел. Затем Валерий Аркадьевич положил лист на стол, снова надел очки, посмотрел в окно и задумчиво сказал: — Гм… Вот так-так.
А дело было вот в чем. Разбирая документы, утвержденные и подписанные Камакиным, Валерий Аркадьевич Костюрин обнаружил подозрительные документы, подписанные рукой Камакина, а также его указания об отправке вместе с гуманитарной помощью через систему Красного Креста и МЧС грузов, которые к гуманитарным грузам никак не относились.
Некоторые из этих документов ясно и недвусмысленно свидетельствовали о превышении власти и злоупотреблениях, допущенных Камакиным.
Так, например, было с большим количеством сахара, закупленного с санкции Камакина на Украине. Было видно, что тонны сахара куплены реально по низкой цене, а в документах на покупку сахара цена была беззастенчиво завышена.