Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
— Кто там? — прохрипел динамик.
— Серж, открывай, это я.
— А, Борисыч. Заходи.
Раздался гудок, и тяжелая железная дверь открылась. Шлегель швырнул окурок в урну и вошел в подъезд.
— Подождите, ради бога! Не закрывайте! — услышал он у себя за спиной.
К подъезду ковылял тщедушный мужичок, тот самый, который чинил качели. Шлегель придержал дверь.
— Спасибо, — поблагодарил мужичок.
Они вошли в подъезд, и железная дверь, лязгнув, захлопнулась. Сверху кто-то неторопливо спускался по лестнице.
Шлегель
На площадке второго этажа показался высокий мужчина в черном пальто. Шлегель сунул левую руку в карман, где у него лежал маленький шестизарядный вальтер, однако субтильный мужичок оказался весьма расторопным: он ловко перехватил немца за запястье и прижал его руку к стене. Тут и второй — тот, что в черном пальто, — подоспел. Вдвоем они кое-как скрутили Шлегеля, хотя удалось им это не сразу. Борьба проходила в полном молчании и сопровождалась лишь тяжелым сопением троих мужчин. Поняв, что схватка проиграна, Шлегель перестал сопротивляться, перевел дух и спросил:
— На каком основании?
— Вы задержаны по подозрению в изнасиловании, — ответил ему субтильный мужик.
А высокий добавил:
— Ведите себя смирно и следуйте за нами.
— А удостоверение у вас есть? — поинтересовался Шлегель.
Высокий достал из кармана корочку, раскрыл ее и поднес к лицу немца. Тот посмотрел на фотографию в удостоверении, перевел взгляд на высокого и произнес с бессильной злобой:
— Ладно, Турецкий. Только не радуйся раньше времени. Мы еще посмотрим, чья возьмет.
4
Субтильный мужик оказался старшим оперуполномоченным майором Яковлевым. Он избавился от старой штормовки и дурацкой вязаной шапочки, и сейчас на нем был вполне приличный костюм. Волосы «мужичка» были причесаны на аккуратный пробор. Щеки были гладко выбриты и благоухали дорогой туалетной водой.
— Ваше полное имя? — спросил Яковлев.
— Бернд Эдуардович Шлегель.
— Вы гражданин Германии?
— А что, не по глазам? У вас же мои документы перед носом.
— Что делаете в России?
— Отдыхаю. У меня отпуск.
— В какой гостинице проживаете?
— Ни в какой. Снимаю квартиру.
— Адрес?
Шлегель продиктовал адрес. Яковлев все тщательно записал. Протокол допроса, равно как и сам допрос, вел он. «Важняк» же Турецкий сидел на диванчике, закинув ногу на ногу, и, с интересом поглядывая на немца, курил сигарету.
— Итак, Бернд Эдуардович…
— Можно просто Борис, — сказал Шлегель.
Яковлев кивнул:
— Как скажете. Итак, Борис Эдуардович, вы задержаны по подозрению в изнасиловании и совращении несовершеннолетнего.
Глаза Шлегеля сверкнули недобрым блеском.
— И
— Если не помните, я вам напомню. Вашу жертву зовут Игорь Макаров. Ему всего семнадцать лет.
Шлегеля прошиб пот.
— Это еще не все, — безжалостно произнес Яковлев. — Изнасилование было групповым. Мы задержали вашего подельника. Он уже дал признательные показания.
— Что за подельник?
— Некий Сергей Ильич Резников по кличке Славный.
Шлегель сжал ладони в кулаки и глухо прорычал:
— Гнида тверская…
— Вы признаете себя виновным в совершении этого преступления? — поинтересовался Яковлев.
Шлегель сверкнул на него глазами:
— Что вы мне шьете, мусора! Да он же профессионал! Он проститутка, ясно вам! Да на нем клеймо негде ставить!
— Мальчику всего семнадцать, — с упреком сказал Яковлев.
— А на панели он с четырнадцати! — рявкнул немец. — А выглядит на все двадцать!
Яковлев невозмутимо пожал плечами:
— Это не меняет дела. По паспорту он еще ребенок. Представляете, что с вами будет, когда ваши соседи по камере узнают, по какой статье вас взяли? — Яковлев грустно посмотрел на немца и добавил: — А ведь они узнают. Шила в мешке не утаишь.
— Черт… — Шлегель взъерошил ладонями волосы. Лицо его выражало полное отчаянье.
— Вы лишитесь не только репутации, но, возможно, и жизни, — продолжал Яковлев.
— А то я без вас не знаю, — огрызнулся Шлегель. — Ну Славный, ну гнида… Попадись он мне… — Он перевел взгляд на Яковлева и злобно ухмыльнулся. — А ловко вы это. Откуда только узнали? Топтуны, что ли, ваши выследили?
— Мы пользуемся разными источниками информации, — спокойно ответил Яковлев. — Итак, что будем делать, Борис Эдуардович? Признаваться или отпираться?
Шлегель посмотрел на Турецкого. Тот продолжал курить с таким видом, словно все происходящее в кабинете его совершенно не касалось. Шлегель перевел взгляд на Яковлева.
— Вас же совсем не интересуют мои сексуальные похождения, — пророкотал немец. — Вы хотите, чтобы я в чем-то признался, так?
— Только если вам есть в чем признаться, — ответил Яковлев. На его губах появилась едва заметная улыбка. — Ну так как, Борис Эдуардович? Вам есть в чем признаться?
Некоторое время Шлегель молчал, ероша волосы и гневно поглядывая на сыщиков. Потом сказал:
— Ваши условия?
— Вы рассказываете нам о своем сотрудничестве со Старшиной и Львом Камакиным — подробно и обстоятельно. Мы же в свою очередь снимаем с вас обвинение в изнасиловании. А это… — Яковлев ткнул пальцем в папку, — останется между нами.
— Что именно вас интересует? — спросил Шлегель.
— Все. Особенно обстоятельства смерти вице-мэра Костюрина.
Лицо Шлегеля помрачнело еще больше.
— Если я признаюсь в мокрухе, меня засадят пожизненно, — сказал он.
— Если будете хорошо себя вести, лет через пятнадцать сможете выйти на свободу, — возразил Яковлев.