Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
Шлегель хищно сощурил на него глаза и облизнул сухие губы.
— Это вилами по воде писано, — глухо проговорил он.
Яковлев пожал плечами:
— Все лучше, чем ничего. В противном случае вашу задницу превратят в доску для игры в «дартс». А наигравшись, забьют насмерть или удавят ночью чьим-нибудь вонючим носком. Вот таким бесславным будет конец знаменитого киллера Бори Сибиряка. Вы же этого не хотите?
— Здорово вы меня обложили, — сказал, хрустнув суставами кулаков, Шлегель. — Как волка.
— На то мы и охотники, — ответил в тон ему Володя
— Ладно. Видно, мне и впрямь некуда деваться.
Некоторое время немец молчал, задумчиво разглядывая свои кулаки. Брови нахмурены, губы плотно сжаты. Широкий лоб прорезали морщины.
— Заказ на Костюрина я получил от Старшины… — медленно заговорил Шлегель. — То есть от Селиванова. — Он поднял взгляд на Яковлева. — Знаете его?
— Наслышаны.
Шлегель кивнул и продолжил:
— До этого я почти неделю следил за Костюриным. Тоже по поручению Старшины, но заказ исходил от Льва Камакина. Я должен был установить, не встречался ли Костюрин с кем-нибудь из… — Тут Шлегель запнулся, посмотрел на Яковлева и закончил фразу: — Представителей правоохранительных органов.
— Это еще для чего? — поднял брови Яковлев.
— Вероятно, Камакин хотел обезопасить себя. Он в это время был в Венеции со своей девушкой. На мой взгляд, вся эта слежка была глупой затеей. Но мне платят не за то, чтобы я высказывал собственное мнение.
Шлегель вновь замолчал, размышляя о чем-то, и Яковлеву пришлось самому вывести его из задумчивости:
— Продолжайте!
Брови Шлегеля вздрогнули.
— Операция по устранению вице-мэра Костюрина не готовилась заранее, и мне пришлось импровизировать, — сказал он. — Все произошло внезапно. Думаю, Камакин узнал, что Костюрин копает под него, и позвонил Старшине. Костюрин собирался ехать в администрацию президента, и нужно было срочно его перехватить.
— И вы перехватили?
Немец кивнул:
— Да.
— Кто сидел в черной «Волге»?
— Сам Старшина. Кстати, это для него очень необычно. Он никогда не засвечивается на месте… ликвидации. А тут… — Шлегель пожал плечами. — Думаю, дело затрагивало и его интересы, поэтому он решил лично убедиться, что все в порядке. Другого объяснения у меня нет.
Шлегель перевел взгляд на Турецкого. Тот курил, глядя в потолок.
— Вы что-нибудь знаете о совместных делах Камакина и Селиванова? — спросил Яковлев.
— Я знаю только то, что у них есть общие дела. А какие… понятия не имею. — Шлегель пожал плечами.
— Хорошо. Тогда продолжим.
Яковлев пытал Шлегеля вопросами еще около получаса, после чего немец вытер ладонью потный лоб и сказал севшим голосом:
— Что-то я устал. Можно мы продолжим в другой раз? Главное ведь я вам уже рассказал.
Яковлев посмотрел на Турецкого.
— Ну как? Дадим ему отдохнуть?
— Почему бы и нет, — ответил Александр Борисович.
Перед тем как выйти из кабинета, Шлегель обернулся и сказал:
— Помните о своем обещании. И еще — передайте от меня привет Камакину, когда будете его брать. Я не стану возражать, если он попадет ко мне
— Мы учтем ваше пожелание, — усмехнулся Яковлев.
5
Володя Яковлев был, как всегда, аккуратно, с иголочки, одет, чисто выбрит и элегантно причесан. Володя был невысок ростом, но прекрасно сложен, и костюм сидел на нем как влитой.
Последние несколько дней Яковлев занимался старыми делами. Работа была сложная, поскольку разыскать фигурантов тех дел было почти невозможно. Кто-то уехал из Москвы (а иные и из России), кто-то сменил адрес, а кто-то и фамилию. Тем не менее Володя продолжал копать — упорно и педантично.
Занимаясь делом об убийстве директора Черемушкинского рынка Барыкина, Яковлев вышел на одного пенсионера. Четверть века назад тот был коллегой и приятелем Льва Камакина.
Игорь Михайлович Петров был простым пожилым, небритым и изрядно потрепанным мужиком. Курил он исключительно «Беломор», о чем сразу же сообщил Володе Яковлеву, когда тот пытался угостить его сигаретой.
— Я эти ваши импортные вонючки не переношу. Я человек старой, советской, закваски.
Закурив, он скосил на Яковлева красные глаза и сказал:
— Я тогда тоже простым мясником работал, но с Камакиным мы общались мало. Он вообще смотрел на всех свысока. Помню, у Лёвы тогда были какие-то разногласия с директором рынка Барыкиным.
— Разногласия? Какого рода?
— М-м… — Петров сдвинул брови. — Я уже не слишком хорошо помню, но по-моему, Камакин пытался наварить левые деньги в обход Барыкина. Он крутил свои дела с кавказцами, отгружал им мясо… Ну, в общем, что-то в этом роде.
— Попытайтесь вспомнить подробности, — сказал Яковлев. — Это очень важно.
— Да сколько воды-то утекло! Разве ж тут вспомнишь? Хотя постойте… — Петров усмехнулся. — А ведь я помню, как они ссорились. Барыкин орал так, что его нельзя было не услышать. Прямо ногами топал.
— Кричал о чем?
— Да все о том же — о мясе, которое Камакин продавал налево. Грозился его уволить. И еще, если я ничего не путаю, он требовал, чтобы Лёва вернул ему деньги. О черт! — Красные глазки Петрова блеснули. — Да ведь он давал ему три дня! Три дня, чтобы Камакин вернул деньги. А иначе грозился сдать его мен… ну то есть в милицию. — Петров покачал седой головой. — Это ж надо, оказывается, еще что-то помню.
— Почему вы не рассказали об этом следователю? — поинтересовался Яковлев.
— А я что, не рассказал?
Яковлев качнул головой:
— Нет.
Петров слегка стушевался.
— Знаете, гражданин начальник, — медленно начал он, — Лёва был не из тех людей, с кем захочется связываться. Это он сейчас приличный человек, чиновник и все такое. А тогда был бандит бандитом. Какие-то люди к нему вечно приходили…
— Что за люди? — прищурился Яковлев.
— Да как вам сказать… бандитской наружности. Особенно один часто захаживал… Они с ним на заднем дворе встречались… Узкоглазенький такой. — Петров закатил глаза, припоминая. — Постойте, как же Лёва его называл?.. Киргиз, так, что ли?