Молчать нельзя

ван Экхаут Людо

Если бы не война, он кончал бы сейчас инженерный факультет Варшавского университета. Но пришли немцы, и в 1939 году он раненым попал к ним в лапы. Его отправили в лагерь под Данцигом, откуда ему удалось бежать в начале 1941 года. Так он попал к партизанам. Он ничего не знал о родителях, но надеялся, что у них в Варшаве все в порядке.

Тадеуш всегда был серьезным юношей и не принимал участия в легкомысленных студенческих проделках и в кутежах со смазливыми девчонками.

Ядвига посещала его занятия, как и все другие. Он любовался ею, склонившейся над тетрадью, восторгался

ее нежной шеей и трогательной грудью под старой солдатской курткой. Ему было приятно держать ее руку в своей, исправлять чертеж, вдыхать аромат ее пышных густых волос.

Он один видел в ней женщину и оказывал ей знаки внимания. Раньше она сама ежедневно ходила с ведрами к реке за водой. Теперь это делал Тадеуш. Он помогал ей чистить картошку, разделывать убитых кроликов и мыть пустые котелки. Другие партизаны избегали подобной работы, а Тадеуш делал это с удовольствием. Ведь тогда он мог оставаться с Ядвигой, смотреть на ее ловкие руки и разговаривать с ней. Она всегда относилась к нему дружелюбно. Иногда Тадеушу казалось, что она предпочитает его общество обществу других, но он боялся поверить в это. Как мог он, хромоногий, тягаться с героями, убивавшими врагов десятками.

Тадеуш никогда не осмелился бы признаться ей, если бы не случай. Ему было поручено сопровождать Ядвигу в Пальмиры, городишко севернее Варшавы, примерно в двадцати километрах от их штаба. В Пальмирах жил подпольщик, поддерживавший хорошие отношения с немцами, но в действительности работавший на партизан. Он собирал данные о перемещениях немецких войск, о складах боеприпасов и т. п. Каждую неделю за ними ходила Ядвига, так как женщина вызывала меньше подозрений. Она переодевалась в темно-синее платье и выцветшее бежевое пальто. Тадеуш всегда с тоской смотрел, как она уходит, и радовался ее возвращению. Сердце его билось сильнее при виде ее стройной и гибкой фигурки в скромном наряде. Иногда в своих самых смелых мечтах он отваживался представить ее без одежды, но со стыдом гнал подобные мысли прочь.

Обычно, на случай всяких непредвиденных осложнений, Ядвигу до окраины города сопровождал один из партизан. Пока все обходилось благополучно. Правда, однажды ей целый день пришлось разыскивать отряд, ушедший на выполнение задания по уничтожению важного железнодорожного узла.

На этот раз сопровождать Ядвигу поручили Тадеушу. На вопрос, не трудно ли ему будет, Тадеуш с радостью воскликнул: «О, нет!»

И вот они идут по осеннему сырому лесу. Ядвига — впереди: ей здесь знакома каждая тропинка. Тадеуш — сзади. Он даже не пытался поравняться с ней, не зная, с чего начать разговор. А так он может молча любоваться ею. В женской одежде и походка у нее изменилась. Тадеуш смотрел на ее покачивающиеся бедра, и на душе у него теплело. Но он чувствовал себя совершенно беспомощным, ничего не понимая в этом великом чуде — женщине.

В лесу пахло влажной сосной. Капли дождя, падавшие с деревьев, сверкали, как бриллианты, в волосах Ядвиги. Тадеуш пытался вспомнить диалоги из фильмов, которые он видел раньше, и из книг, читанных им. Герои фильмов и романов всегда были очень красноречивы. Они легко расточали

комплименты и без труда завоевывали сердца возлюбленных.

И все же уж если ему и суждено когда-нибудь признаться ей, то лучшего случая не найти. Глухой лес, кругом ни души. Самая подходящая обстановка для объяснения.

Но с чего начать? Сказать, что он ее любит? Она, пожалуй, ответит пощечиной. Они никогда не говорили о личных делах. Он не сделал ей ни одного комплимента. Во всех романах герои начинали с комплиментов.

— Ты очень красива, — произнес он без долгих раздумий.

Она остановилась.

— Что ты, Тадеуш? Не смейся надо мной. Я знаю, что выгляжу как замарашка.

— Нет, ты красивая, — повторил Тадеуш настойчиво. — Я считаю тебя красивой.

— Иди сюда! Пойдем рядом, — сказала Ядвига. — Не надо так говорить. Не обижай меня. Знаешь, мой отец был врачом. Мы жили в Варшаве и были очень бо— гаты. По вечерам к нам приходили гости. В вечернем платье, с длинными волосами я была действительно красивой.

— Для меня ты и сейчас очень красива, — перебил Тадеуш. — Я никогда не видел ничего прекраснее твоих глаз и твоих рук.

— Как я ненавижу мою теперешнюю жизнь! — продолжала Ядвига. — У нас в доме было много слуг. Я никогда не занималась кухней, а теперь я прислуга грязных, некультурных грубиянов.

— Не говори так, Ядвига, — сказал Тадеуш. — Они хорошие товарищи. Все они настоящие поляки! И дерутся как черти. Не их вина, что они выглядят неотесанными. Война заставила их жить не по-человечески.

— Я не хочу жить по-скотски, — возразила Ядвига с жаром. — Раньше я ежедневно принимала ванну, играла на пианино и скрипке. Мужчины восхищались мной и ловили мою улыбку. А в лесу ребята даже не заметили, что я женщина. Хотя, может быть, это и к лучшему. Если бы они вдруг увидели во мне женщину, то мне пришлось бы худо.

— А я вот увидел, что ты женщина, — тихо произнес Тадеуш.

— Ты — совсем другое дело. Ты студент.

— Да, еще год, и я стал бы инженером, но чертовы немцы все испортили.

— Если бы ты меня знал раньше, — продолжала Ядвига, — то сразу же влюбился бы в меня. В меня все влюблялись.

— И я влюбился в тебя! — воскликнул Тадеуш, потупив глаза. — О Ядвига, как я люблю тебя!

— Не надо, не смейся надо мной, — прошептала девушка. — Как может такой чудесный парень, как ты, влюбиться в… такую?

— Я некрасив, — перебил ее Тадеуш. — Кроме того, хромаю. Я не строю иллюзий и думал, что никогда не отважусь признаться тебе в любви. Рад, что теперь тебе известно все, и не обижусь, если тебе это безразлично.

— Довольно, Тадеуш. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты же меня совсем не знаешь. Мы встретились слишком поздно. Тебе только кажется, что ты любишь меня. Ведь я единственная женщина, которую ты видишь теперь. Кончится война, и ты забудешь о партизанской кухарке.

— Если бы мне пришлось выбирать из всех женщин мира, одетых в самые роскошные наряды, то и тогда я выбрал бы тебя, в твоих заношенных брюках и в солдатской куртке. Клянусь, я выбрал бы только тебя, будь ты рябой, слепой, глухой…