Мольер
Шрифт:
На что Арнольф отвечает коварным намеком:
«Охотно верю я в ум вашей половины, Но я смышленых жен боюсь не без причины, И многим дорого обходится жена, Которая умом большим одарена».Рецепт Арнольфа — женитьба на дурочке. Он говорит:
«Пускай моя жена в тех тонкостях хромает, Искусство рифмовать пускай не понимает; Игра в корзиночкуЭтот «пирожок», вызвавший ярость ревнителей тонкого вкуса, требует разъяснений. Внешне стихи выглядят вполне пристойно. «Корзиночка» — салонная игра, в которой могут участвовать и дети, что-то вроде игры «в слова»: «Что сюда, в корзиночку?» Отвечать нужно в рифму: косыночку, тартиночку и так далее. Сказав «пирожок», жена Арнольфа этим докажет, что она неспособна схватить правила игры, что ее умственное развитие ниже уровня ребенка, что она дура из дур: по крайней мере такой она предстает в мечтах седовласого жениха. И все же этот «пирожок», который ей хотелось бы уложить в корзиночку, вносит оттенок достаточно рискованной двусмысленности. Двусмысленности, которая проходит через всю пьесу и которую Арнольф усиливает своими сальными намеками. По желанию можно не видеть в словах Агнесы ничего, кроме наивного неведения, а можно и усмотреть в них скрытый — и довольно вызывающий — смысл. Мольер замечательно этим пользуется; он даже это подчеркивает, а потом, в «Критике», защищается не без лицемерия. Он говорит, в сущности, что только развращенные умы могут видеть здесь развращенность, — что звучит забавно, но не слишком убедительно.
Арнольф, все еще в самом благодушном настроении, рассказывает, как он решил заняться воспитанием Агнесы:
«Она и девочкой была других скромней, Я с детских лет ее дышу любовью к ней».Оп поместил ее в «одном монастыре, укромном и спокойном», и потом поселил в деревне, поджидая дня свадьбы. Воспитатель-глупец демонстрирует всю глубину своей глупости, приглашая Кризальда «с ней отужинать», чтобы хорошенько ее испытать на досуге. На закуску он предлагает просмаковать такую историю о юной девице:
«Однажды (верьте мне, я очень вас прошу!) В надежде, что ее сомненья разрешу, Она, исполнена невиннейшего духа, Спросила: точно ли детей родят из уха?»Арнольф не просто тупица, почитающий себя мудрецом, он еще и тщеславен. Он велит называть себя господином де Ла Сушем. Для Мольера это повод укусить Тома Корнеля, который стал именоваться Корнель де Л'Иль. Кризальд удивляется:
«На черта вам сдалась, я не могу понять, Причуда — в сорок лет фамилию менять? Имение Ла Суш пошло от пня гнилого. Ужель украсит вас столь низменное слово?»Арнольф отвечает не бог весть как остроумно:
«Предать имение известности я рад, Да и звучит Ла Суш приятней во сто крат».Кризальд:
«От имени отцов вы отреклись напрасно И взяли новое, пленясь мечтой неясной. Подобным зудом кто теперь не одержим? Задеть вас не хочу сравнением своим, Но мне припомнился крестьянин Пьер Верзила: Когда его судьба усадьбой наградила, Канавой грязною он окопал свой двор И называться стал де Л'Илем [143] с этих пор».143
По-французски l’^ile—
Вот уже и «Мещанин во дворянстве». Корнелю едва ли понравилась шутка, и впрямь очень жестокая.
Арнольф возвращается домой после десяти дней отсутствия, неосмотрительно оставив Агнесу на попечении парочки бестолковых слуг:
«Пройдет ли мул, осел иль лошадь мимо нас, Она готова всех была принять за вас».Он снова видит Агнесу, ласково ее расспрашивает, восхищается невинностью ее ответов:
«У вас хороший вид: вы, верно, не хворали? Агнеса.Вот только блохи спать частенько мне мешали. Арнольф.Ну, скоро кто-то гнать их будет по ночам».Затем он отсылает ее, держится властно, говорит как человек, уверенный в себе, и потирает руки от удовольствия:
«Вы, героини дня, ученые созданья, От коих нежностей вздымается туман! Сравнится ль хоть одна поэма иль роман, Тяжеловесный труд иль мадригал учтивый С ее наивностью и честной и стыдливой?»Действие происходит на улице, что не очень правдоподобно, но, в сущности, как мы уже говорили, значения не имеет. Итак, лучась самодовольной радостью, Арнольф встречает Ораса. Это «молодой человек» в полном смысле слова, обаятельный, легкомысленный, влюбленный, безрассудный и доверчивый. Сначала Арнольф по-прежнему надувается гордостью. Он говорит снисходительно-шутливым тоном, как человек, знающий жизнь. Но Орас признается ему, что тут в городе происходит некая история, герой которой — он, Орас, а героиня — Агнеса. Увы! Она во власти старого тирана: «Лазус… Ласурс… В уме фамилия мелькает».
Арнольф взбешен, но сохраняет достаточно выдержки, чтобы себя не выдать. Собеседника его заносит все дальше:
«А можно ли отдать прелестное творенье Такому дикарю в его распоряженье?»Оставшись один, Арнольф все-таки начинает тревожиться. Он теряет самоуверенность, но лишь ненадолго:
«О роковой отъезд! Нежданная беда!»Он быстро собирается с духом, все еще полагаясь на наивность Агнесы, а еще больше на высокое мнение о самом себе. Он тормошит олухов-слуг, потом с неуклюжей хитростью допрашивает скромницу:
«Все благополучно? Агнеса.Котенок мой издох. Арнольф.Конечно, жаль, но что ж? Всем надо умереть…»Так и видишь, как он расплывается в блаженной улыбке. Но ему придется испытать разочарование, узнав, что Орас почти не выходил из его дома, куда его ввела сводня («добрая старушка»). Орас немедля поклялся в любви. Агнеса не была бесчувственна к таким клятвам. Она простодушно признается:
«Бывало, лишь начнет об этом говорить, Как что-то сладкое щекочет, задевает, Сама не знаю что, но сердце так и тает».Орас брал ее руки и целовал. Арнольф:
«Ну, а не брал ли он у вас чего другого?»Орас взял у нее только ленточку. Опасность была велика, но тревога оказалась ложной, и Арнольф еще может убаюкивать себя иллюзиями.
Но что-то в нем изменилось. Все еще спокойный с виду, он уже утратил уверенность в себе. Доказательство тому, что он ищет оправданий для своей простушки. Невинную Агнесу застали врасплох; она, конечно же, тут ни при чем. Еще немного, и он пожалел бы ее за то, что она подвергалась риску быть соблазненной; он корит за это себя самого, чтобы верней рассеять свои подозрения: