Молитва об Оуэне Мини
Шрифт:
— Я же не говорю, что он гомик, — возразил Чарли. — Просто непрактикующий гомосексуалист не всегда знает, кто он есть на самом деле.
— Так вот что такое — «непрактикующий гомосексуалист», подумал я, — это человек, не знающий, кто он на самом деле!
Каждый день обсуждается вопрос, что мы будем есть и кто съездит на лодке на станцию за продуктами и разными припасами. Список покупок включает лишь самое необходимое:
Бензин
Батарейки
Лейкопластырь
крупа (на усмотрение)
средство от комаров
гамбургеры (побольше)
яйца
молоко
мука
масло
пиво (побольше)
фрукты (на
бекон
помидоры
бельевые прищепки (для Пруди)
лимоны
мотыль для наживки.
Я уступаю детишкам помладше, когда они хотят показать мне, как научились управлять лодкой. Я уступаю Чарли Килингу, когда он приглашает меня с собой на рыбалку; мне и вправду нравится ловить маленьких окуньков — раз в год. Я предлагаю свою помощь там, где идет самый неотложный ремонт: Ормсби хотят перестроить крыльцо, Гибсоны перестилают крышу эллинга.
Каждый день я добровольно вызываюсь съездить на станцию. Закупать запасы для большой семьи — это радость, такая недолгая. Я беру с собой одного-двух ребятишек — я-то ведь не умею получать такое удовольствие от управления лодкой. А еще в моей комнате всегда живет кто-нибудь из детей Килингов, — вернее сказать, это я живу в комнате у ребенка. Я засыпаю, прислушиваясь, как он странно-тяжело сопит во сне; я прислушиваюсь, как из темной воды выкрикивает гагара, как о прибрежные камни плещутся волны. А поутру, задолго до того, как этот ребенок начнет потягиваться в своей кровати, я слушаю чаек и вспоминаю красный пикап, курсирующий по набережной между Хэмптон-Бич и гаванью Рай-Харбор. Я слушаю хриплых, в любой момент готовых к драке ворон, чьи отчаянные ссоры напоминают мне, что я проснулся в подлинном мире, в мире, который мне теперь уже хорошо знаком.
Но на какое-то мгновение, до того как вороны начнут свои яростные препирательства, я могу вообразить, будто здесь, в Джорджиан-Бей, я нашел то, что некогда назвали Новым Светом, — что я снова набрел на нетронутую землю, которую Ватахантауэт потом продал моему предку. Тут, на озере, и вправду легко представить Северную Америку, какой она была раньше — пока Соединенные Штаты не изгадили все своим подлым враньем и бездушной беспечностью.
Затем я слышу ворон. Своим карканьем они возвращают меня к реальности. Я пытаюсь не думать об Оуэне. Я пытаюсь поговорить с Чарли Килингом о выдрах.
— У них длинный сплюснутый хвост — он лежит на поверхности воды, — объясняет мне Чарли.
— Понятно, — отвечаю я.
Мы сидели на камнях у самого берега, в том месте, где, как уверял кто-то из детишек, он видел ондатру.
— Это была выдра, — сказал Чарли ребенку.
— Но ты же не видел, папа, — отозвался другой ребенок.
И вот мы с Чарли решили подождать, пока это создание не покажется из воды. Множество пустых раковинок у камней на берегу выдавали вход в нору животного.
— Выдра плавает гораздо быстрее, чем ондатра, — объяснил мне Чарли.
— Понятно, — отозвался я.
Мы сидели час или два, и Чарли рассказывал мне, как меняется уровень воды в заливе Джорджиан-Бей и во всем озере Гурон; он меняется с каждым годом. Чарли сказал, что переживает, как бы кислотные дожди — из Соединенных
— Понятно, — сказал я.
— Водоросли изменились, вся водная растительность изменилась, теперь уже не поймаешь щуку, как раньше, — а ведь одна выдра не могла убить всех этих моллюсков! — сказал он, указывая на раковины.
— Понял, — откликаюсь я.
Потом, пока Чарли ходил пописать — «в кустики», как говорят канадцы, — от берега отплыл какой-то зверь размером с небольшую гончую собаку с приплюснутой головой и темно-бурым мехом.
— Чарли! — крикнул я.
Животное нырнуло и больше не появилось на поверхности. Кто-то из детишек тут же оказался рядом со мной.
— Что это было? — спросил ребенок.
— Не знаю, — ответил я.
— У него был сплющенный хвост? — крикнул Чарли из кустов.
— У него была сплющенная голова, — ответил я.
— Это ондатра, — сказал кто-то из ребятишек.
— А ты что, видел? — отзывается его сестра.
— Какой у нее был хвост? — крикнул Чарли.
— Я не заметил, какой хвост, — признался я.
— Оно выскочило вот так вот, быстро, а? — спросил Чарли, выскакивая из кустов и застегивая на ходу ширинку.
— Да, по-моему, довольно быстро, — подтвердил я.
— Ну точно, выдра, — заключил он.
(Меня так и подмывает сказать, что это был «непрактикующий гомосексуалист», но я удерживаюсь)
— Видали селезня? — спросила меня маленькая девчушка.
— Это не селезень, ты, дура, — отозвался ее брат.
— Ты не видел — он нырнул! — обиделась девочка.
— Это была утка, — раздался еще чей-то голос.
— Ой, ну ты-то почем знаешь? — ответил другой ребенок.
— Я ничего не видел, — признался я.
— Смотри вон туда — только смотри внимательно, — обратился ко мне Чарли Килинг — Она должна вынырнуть, чтобы набрать воздуха, — пояснил он — Это, наверно, савка или кряква, а может, широконоска — если это и вправду утка, — сказал он.
Замечательно пахнут сосны, и лишайник на скалах тоже пахнет замечательно, и даже у пресной воды замечательный запах — или это на самом деле пахнут какие-нибудь органические вещества, что разлагаются в воде? Я не знаю, что придает озеру такой запах, но он и вправду замечательный. Я мог бы спросить у кого-нибудь из Килингов, почему озеро так пахнет, но я предпочитаю молчание — пусть будет только ветерок, который почти все время гуляет в верхушках сосен, плеск волн, крики чаек и кряканье крачек.
— Эта крачка называется «красноносая мартышка», — просвещает меня кто-то из детей Килингов. — Видите, какой у нее длинный красный клюв, видите, какие черные ноги?
— Да, вижу, — отвечаю я. Но я не очень-то присматриваюсь к этой крачке; я вспоминаю, какое письмо написал Оуэну Мини летом 1962-го. Дэн Нидэм говорил мне перед этим, что как-то в одно из воскресений видел Оуэна в спортзале Грейвсендской академии. Дэн рассказывал, что Оуэн держал в руках баскетбольный мяч, но не бросал его в кольцо. Он стоял на линии штрафного броска и просто смотрел на корзину — он даже не стучал мячом о площадку и так ни разу и не бросил. По словам Дэна, все это выглядело крайне странно.