Молниеносный
Шрифт:
Не успел я додумать эту мысль, как вдруг перестал ощущать своё тело. Меня будто засасывало куда-то далеко-далеко, в вязкое непонятное нечто, но мне нравилось то, что я чувствовал: моя связь с магией усиливалась. Наручники никак не препятствовали моему погружению.
А потом пришли воспоминания. Обрывками, смутными и нечёткими образами. Я видел себя в разных телах, в разных мирах, в каждом из которых моя жизнь так или иначе пересекалась с электричеством. Я управлял молниями, держал в руках нити напряжения,
И каждое такое воспоминание отзывалось во мне физически. Я ощущал, как энергия течёт по моим венам, расширяя и укрепляя энергетические каналы. Это было похоже на то, как будто в моём теле прокладываются новые дороги, по которым свободно циркулирует магическая сила.
Чем глубже я погружался в воспоминания, тем сильнее становился. Я мог почувствовать пульсацию энергии в каждой клеточке своего тела. Это было похоже на сердцебиение, только гораздо более мощное. Почему-то я был уверен, что смогу направить эту энергию на усиление своих физических и магических способностей.
Но не сейчас, а когда моё тело будет к этому готово. Сейчас же я был лишь проводником энергии между моими прошлыми воплощениями и нынешним. Слабое тело князя Громова попросту разорвёт, если его наполнить всей той энергией, которой я когда-то владел.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я смог снова открыть глаза. Мир вокруг меня был размытым и нечётким, как будто я смотрел сквозь толстый слой воды. Постепенно фокус зрения начал возвращаться, и я увидел, что нахожусь всё в той же камере изолятора.
Я попытался подняться, но тело отказывалось слушаться. Ощущение слабости было таким сильным, что я едва мог пошевелить пальцами, мышцы ныли от напряжения, голова гудела. С трудом подняв руки, потрогал лоб — он был горячим и влажным от пота. Сердце колотилось как бешеное, всё тело болело. Я чувствовал себя так, будто меня пережевал и выплюнул огромный монстр.
Пришлось снова закрыть глаза и попытаться успокоиться. Я дышал медленно и глубоко, постепенно возвращая контроль над своим телом и разумом. Воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и запахом камня, но я продолжал делать дыхательную гимнастику. Постепенно боль начала стихать, и я почувствовал себя лучше.
Я открыл глаза, посмотрел на свои руки, покрытые бурыми разводами, и вспомнил, как во время «медитации» у меня текла кровь из носа. Всё-таки перенапрягся. Хотя я в любом случае не мог контролировать этот процесс. Пока что. Со временем такие погружения будут даваться легче — я был в этом уверен.
Тусклый свет единственной лампочки слепил глаза, и мне пришлось прикрыть их скованными руками. Через какое-то время стало полегче, и я огляделся. Камера была маленькой, стенами служили гладкие каменные плиты. У левой стены стояла железная койка,
На правой стене было маленькое окошко, затянутое металлической решёткой, через которое проникал едва заметный луч света от прожектора. Я встал и подошёл к окну, пытаясь разглядеть что-нибудь за ним, но на улице было слишком темно.
Пришлось сесть на жёсткую кровать и задуматься о том, что делать дальше. Данила до сих пор не явился, но это лишь вопрос времени — так просто он от меня не отстанет, особенно после тех обвинений, которые предъявил. Одного я не мог понять: чего он ко мне прицепился?
Я услышал лязганье ключа в замке и усмехнулся. Явился, гадёныш, стоило только о нём вспомнить. К моему удивлению, на пороге распахнувшейся двери стоял не инквизитор, а командир отряда «Громобой» Андрей Левин.
— Ну что, арестант, ужинать будем? — полувопросительно сказал он, протягивая мне поднос с едой. — Хотя это уже завтрак, наверное.
— Спасибо! — поблагодарил я его и накинулся на еду с такой жадностью, что сам себе удивился. Даже не думал, что так проголодался. Похоже, я потратил уйму энергии на свою «медитацию».
— Вот это аппетит! — удивился Левин, глядя на то, как я заглатываю жаркое почти не жуя. — Слышал я, что вы в рейд даже сухпаёк не стали брать, но чтобы настолько оголодать…
— Что там с рубежниками? — спросил я с набитым ртом. — И с Пожарским.
— Дела плохи, — Левин покачал головой. — Пожарский получил рану во время нападения на базу, и в кровь попала слюна демонов. Лекарь промыл рану, но видимо не до конца.
— Слюна демонов ядовита? — уточнил я, отрывая зубами кусок ещё тёплой лепёшки.
— Не у всех, только у демонов третьего разряда, — просветил меня командир «Громобоев». — Понятия не имею, где комендант мог на них наткнуться. Вояки говорят, что среди нападавших были только первые и вторые разряды.
— А зелье? У инквизиторов же есть мензурки с дорогущим лечебным зельем, чего не дадут Пожарскому? — я доел остатки жаркого, подобрав соус лепёшкой и в два глотка осушил стакан с компотом.
— Инквизиторы утверждают, что оно закончилось, — Андрей поджал губы. — А к утру будто бы появится, настаивается оно у них или что-то такое.
— К утру, значит… — я задумался. Похоже, балахоны специально зажали лекарство, чтобы провернуть свои делишки, пока комендант не в состоянии следить за порядком. — А до утра сколько?
— Четыре часа осталось, — Левин забрал у меня поднос и шагнул к двери. — Назревает что-то нехорошее. Всё будто замерло в ожидании. Знаешь, такое чувство как перед грозой? Вот-вот грянет, а что — никто не знает.
— Подожди! — окликнул я Левина, когда тот уже взялся за ручку двери. — Что с рубежниками? Ты так и не ответил.