Молния
Шрифт:
– Рут, милая, неужели ты думаешь, что у него есть совесть?
– сказала Тельма.
– У всех есть, даже у самых плохих. Такими нас создал Господь.
– Шейн, - сказала Тельма, - приготовься к церемонии изгнания злых духов. Наша Рут опять стала жертвой колдовского обмана.
Миссис Боумен проявила неожиданную доброту и позволила Лоре жить с сестрами Аккерсон, переселив Тамми и Ребекку в другую комнату. Четвертая кровать пока оставалась незанятой.
– Это кровать для Пола Маккартни, - объявила Тельма, когда они с сестрой помогали Лоре с переездом.
–
– Иногда, - заметила Рут, - тебя стыдно слушать.
– Чего это ты? Я просто выражаю здоровую сексуальную потребность.
– Тельма, ты забыла, что тебе только двенадцать!
– в отчаянии воскликнула Рут.
– Скоро тринадцать. Теперь всякий день жди прихода месячных. Проснемся утром, а тут столько крови, как после побоища.
– Тельма, что ты говоришь!
Шинер не пришел на работу и во вторник. На этой неделе у него выходными были пятница и суббота, и в субботу вечером Лора и близнецы в сильном возбуждений обсуждали вопрос, вернется ли Угорь вообще, - возможно, он попал под грузовик или заболел бери-бери.
Но в воскресенье утром Шинер стоял на своем месте за раздаточным прилавком. Оба его глаза украшали два черных синяка, у него также была повязка на правом ухе, раздутая верхняя губа и длинная глубокая ссадина на левой скуле; ко всему прочему у него недоставало двух передних зубов.
– Вероятно, он все-таки попал под грузовик, - шепнула Рут, когда они двигались в очереди вдоль прилавка.
Другие дети тоже не оставили без внимания увечья Шинера, и некоторые посмеивались. Но они боялись, презирали его или питали к нему отвращение, поэтому никто не спросил Шинера, почему он в таком состоянии.
По мере приближения к нему Лора, Рут и Тельма смолкли. С близкого расстояния он выглядел еще хуже. Страшные синяки казались совсем свежими, как и отеки; видимо, сначала глаза были почти закрыты. Разбитая губа еще кровоточила. Помимо синяков все его лицо покрывали ссадины и царапины, а обычно бледная кожа казалась серой. Со своей вьющейся медно-красной шевелюрой он являл жалкую нелепую фигуру: неумелый цирковой клоун, который свалился с маху с лестницы, не зная, как приземлиться и уберечь себя от ушибов.
Он обслуживал детей, не поднимая головы и не спуская взгляда с молочных пакетов и булочек. Он напрягся, когда к нему подошла Лора, но не поднял глаз.
За столом девочки уселись так, чтобы наблюдать за Угрем, о чем они и думать не могли всего час назад. Но теперь он был не страшен, а скорее загадочен. Весь день они не избегали его, а наоборот, преследовали, прикидываясь, что это случайно, и пристально его изучали. Постепенно выяснилось, что он реагирует на присутствие Лоры, но боится даже взглянуть на нее. Он смотрел на других детей, задержался в комнате для игр и тихо побеседовал о чем-то с Тамми Хинсен, но он боялся взглянуть на Лору и держался подальше от нее, как от клетки со свирепыми львами.
К концу дня Рут сделала выводы:
– Лора, он тебя боится.
– Это точно, - подтвердила Тельма.
–
– Ничего не понимаю. Почему он меня боится?
Но она знала почему. Ее личный хранитель. Она думала, ей самой придется заниматься Шинером, но хранитель явился опять и предупредил Шинера, чтобы тот оставил ее в покое.
Ей почему-то не хотелось историю об этом загадочном защитнике поведать сестрам Аккерсон. А ведь они были ее лучшими подругами. Она доверяла им. И все же интуиция ей подсказывала, что тайна ее хранителя должна оставаться тайной, что то немногое, что она о нем знала, - нечто сокровенное, и у нее нет права болтать об этом с другими людьми, превращая все в пустую сплетню.
В следующие две недели синяки и ссадины у Шинера поджили, он снял повязку с уха, и все увидели багровые швы, которые держали этот почти оторванный кусок человеческой плоти. Он продолжал сторониться Лоры. Обслуживая ее в столовой, он больше не приберегал для нее лучшие куски пирога или булочки и по-прежнему отводил глаза в сторону.
Несколько раз, однако, она ловила издалека его злобный взгляд. Всякий раз он быстро отворачивался, но в его бешеных зеленых глазах она видела нечто худшее, чем предыдущее извращенное чувство, - на этот раз это была ярость. Он определенно винил в избиении ее.
Двадцать седьмого октября, в пятницу, она узнала от миссис Боумен, что завтра едет в другую приемную семью. Мистер и миссис Доквайлер жили в Ньюпорт-Бич, впервые участвовали в этой благотворительной программе и были рады принять Лору.
– Уверена, что на этот раз вы сойдетесь.
– Миссис Боумен стояла за своим столом в ярко-желтом цветастом платье, которое придавало ей сходство с ярким тропическим попугаем.
– Надеюсь, у Доквайлеров с тобой не повторится история, которая случилась в семье Тигель.
В этот вечер Лора и близнецы старались держаться мужественно и хладнокровно, как и в прошлый раз, принимать приближающуюся разлуку. Но за этот месяц они сблизились еще больше, и Рут с Тельмой стали относиться к Лоре как к родной сестре. Тельма даже раз сказала: "Эти удивительные сестры Аккерсон, Рут, Лора и я" - и Лора впервые за три месяца после смерти отца почувствовала себя желанной, любимой и по-настоящему живой.
– Как я люблю вас, девчонки, - сказала Лора.
Рут ответила:
– Ах, Лора!
– И расплакалась. Тельма нахмурилась.
– Не успеем оглянуться, как ты уже вернешься. Эти Доквайлеры наверняка какие-нибудь ужасные люди. Вот увидишь, они тебя поселят в гараже.
– Я только на это и надеюсь.
– Они будут тебя избивать резиновым шлангом...
– Я не против.
На этот раз молния, которая преобразила ее жизнь, была доброй молнией, и Лора почувствовала это с самого начала.
Супруги Доквайлер жили в просторном доме в дорогом районе Ньюпорт-Бич. У Лоры была спальня с видом на океан. Она была отделана в бежевых и коричневых тонах.