Молния
Шрифт:
Возвращаясь к себе в комнату на третьем этаже, Лора встретила на лестнице Угря. Он протирал тряпкой дубовые перила. Новая бутылка полироля для мебели стояла на ступеньке рядом.
Лора застыла на месте, и сердце заколотилось у нее в груди: она догадалась, что он ее подстерегает. Он знал, что ее вызывали к миссис Боумен, и рассчитал, каким путем она будет возвращаться к себе в комнату.
Они были одни. Каждую секунду мог появиться кто-нибудь из детей или воспитателей, но пока они были одни.
Она хотела было повернуть обратив и подняться по другой лестнице, но вспомнила совет Тельмы не уступать Угрю и ее слова, что такие,
При виде Лоры Угорь заулыбался. Это была кошмарная улыбка: кожа у него на лице была бледной, губы бесцветными, а желтые кривые зубы усеяны черными пятнами, словно кожа спелого банана. Лицо под непокорной медной шевелюрой напоминало маску клоуна, но не того, которого видишь в цирке, а того, что пугает людей в ночь Хэллоуина [1] и прячет в кармане не хлопушку, а велосипедную цепь.
1
31 октября, канун Дня Всех Святых.
– А ты, Лора, прехорошенькая девочка. Она хотела послать его к черту, но не могла вымолвить ни слова.
– Я хочу стать твоим другом, - продолжал он.
Собрав последние силы, Лора двинулась вверх по лестнице.
Он заулыбался еще шире, видимо считая, что она принимает его дружбу. Сунул руку в карман брюк цвета хаки и извлек оттуда две шоколадки.
Лора вспомнила, как Тельма комически описывала глупые и недалекие уловки Угря, и вдруг перестала его бояться. Со своими жалкими шоколадками и плотоядной улыбкой Шинер был карикатурной фигурой, пародией на зло, и она готова была рассмеяться ему в лицо, если бы не мысль о том, что он сделал с Тамми и другими девочками. Она запретила себе смеяться и быстро прошла мимо Угря, презирая его за глупое поведение и нелепую наружность.
Кoгдa он понял, что она отвергает и конфеты, и дружбу, он попытался остановить ее, положив руку на плечо.
Лора в гневе ее сбросила.
– Не смей ко мне прикасаться, псих! Она поспешила вверх по лестнице, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Если она побежит, он поймет, что она все еще его боится. Главное, не проявить никакой слабости, иначе он не оставит ее в покос.
Всего две ступеньки отделяли ее от следующей площадки, и она тешила себя надеждой, что одержала победу, что он поражен ее твердостью, как вдруг она услыхала за спиной звук расстегиваемой на ширинке "молнии". Он сказал громким шепотом:
– Ты только посмотри на это, Лора. Посмотри, что у меня есть.
– В его голосе зазвучали злобные безумные нотки.
– Посмотри, что у меня в руке, Лора.
Она не оглянулась.
Она миновала площадку и пошла вверх по лестнице, твердя себе: "Не смей бежать, не смей, что я тебе говорю".
С нижней площадки раздался голос Угря:
– Посмотри, Лора, какая у меня большая шоколадка. Такую не купишь.
На третьем этаже Лора бегом бросилась в умывальную и долго скребла руки. Ей казалось, она запачкалась, когда сбрасывала с плеча ладонь Шинера.
Вечером, когда Лора и двойняшки Аккерсон уселись на пол в соответствии с ритуалом, Тельма чуть не умерла со смеху, услышав рассказ Лоры о том, как Угорь приглашал ее полюбоваться его "большой шоколадкой". Она сказала:
– Где
Может, "Даблдей" издало "Справочник классических приемов для извращенцев"?
– Все дело в том, - озабоченно сказала Рут, - что он не отказался от своих планов, хотя Лора ему не поддается. Не думаю, что он от нее скоро отвяжется, как от других девочек, с которыми у него трудности.
Ночью Лора почти не спала. Она думала о своем личном хранителе и о том, когда же он появится, чтобы расправиться с Вилли Шинером. Ей почему-то казалось, что в этот раз она не может на него рассчитывать.
Август был на исходе, и все последние десять дней Угорь неотступно следовал за Лорой, как Луна следует за Землей. Стоило ей и сестрам Аккерсон направиться в комнату для игр, чтобы сыграть в карты или лото, как там немедленно появлялся Шинер и принимался мыть окна, полировать мебель или чинить карниз для занавесок, но при этом он не спускал глаз с Лоры. Если девочки уединялись в отдаленном углу спортивной площадки за домом, чтобы поболтать или сыграть в какую-нибудь свою игру, Шинер вскоре появлялся во дворе, чтобы подстричь кусты или подсыпать под них удобрения. Хотя третий этаж был предназначен только для девочек, мужской персонал имел право входить туда в рабочие дни для уборки или ремонта с десяти утра до четырех часов дня, и в эти часы Лора не чувствовала себя в безопасности даже в своей комнате.
Но хуже настойчивости Угря была та пугающая быстрота, с какой росла его темная страсть к Лоре, болезненная тяга, которую выдавали напряженность его взгляда и кислый запах пота, распространявшийся вокруг, стоило ему оказаться в одной комнате с Лорой.
Лора, Рут и Тельма убеждали себя, что каждый день бездействия Угря уменьшает угрозу с его стороны, что его нерешительность говорит о том, что Лора для него неподходящая жертва. В глубине души они понимали, что принимают желаемое за действительное, но не осознавали всей опасности, пока однажды в субботу в конце августа они, вернувшись к себе в комнату, не застали Тамми, которая в припадке извращенной ревности уничтожала Лорину библиотечку.
Пятьдесят книг в мягких обложках, любимых книг, которые она забрала с собой из квартиры над бакалейной лавкой, хранились у Лоры под кроватью. Тамми вытащила их на середину комнаты и в припадке ярости изорвала на части более половины.
Лора в растерянности остановилась, но Рут и Тельма оттащили девочку от кучи книг.
Это было для Лоры настоящим ударом: и потому, что это были ее любимые книги, и потому, что их купил отец, а значит, это была ниточка, связывавшая ее с ним; но больше всего потому, что это была ее единственная собственность. Принадлежавшие ей вещи были немногочисленны и убоги, но она внезапно поняла, что они служили ей защитой против жестокости окружающего мира.
Тамми потеряла всякий интерес к книгам, как только перед ней возник настоящий предмет ее ненависти.
– Ненавижу тебя, ненавижу!
– Впервые за время их знакомства Лора видела ее в таком состоянии: бледное худое лицо Тамми покраснело, исказилось от злости. Несмотря на темные круги под глазами, она больше не казалась слабой или несчастной; наоборот, она была само неистовство и ярость.
– Ненавижу тебя, Лора, ненавижу!
– Тамми, милая, - Тельма пыталась удержать девочку, - ведь Лора не сделала тебе ничего плохого.