Молния
Шрифт:
Можно было подумать, что это непрерывное каждодневное счастье, гармония и покой приведут к умственной лени; что для творчества и остроты восприятия ей необходимо равновесие между безоблачными днями и днями тоски и страданий. Но идея, что страдания способствуют успеху творчества, - это заблуждение молодых и неопытных душ. Чем счастливей она становилась, тем успешней шла ее работа.
За полтора месяца до первой годовщины их свадьбы Лора закончила свой первый роман "Ночи Иерихона" и отослала рукопись литературному агенту в Нью-Йорке Спенсеру Кину, с которым связалась месяц назад. Через две недели Кин позвонил и сообщил, что будет предлагать ее книгу издателям, что рассчитывает на быструю продажу рукописи и что Лору
4
Строение, которое Штефан увидел с дороги, оказалось рестораном с маленькой гостиницей, стоявшим в тени высокоствольных сосен. Деревья достигали двухсот футов в высоту и были увешаны гроздьями крупных шишек, а кора рассечена глубокими извилистыми бороздами; ветви гнулись под тяжестью выпавшего снега.
Одноэтажный дом был построен из бревен, сосны плотно окружали его с трех сторон, и вся крыша была засыпана толстым слоем иголок.
Окна запотели или замерзли, и свет изнутри плохо проникал через замутненное стекло.
На стоянке у ресторана Штефан обнаружил два джипа, два пикапа и "Форд". Успокоившись, что никто не увидит его из окон, он направился прямо к одному из джипов, попробовал дверь, которая оказалась незапертой, и сел за руль.
Он вытащил "вальтер" из кобуры, которую носил под бушлатом, и положил его на сиденье рядом.
Ноги ломило от холода, надо было бы вытряхнуть снег из сапог. Но он уже опаздывал, к тому же все было с самого начала запланировано в обрез, он не мог терять ни минуты. Если он чувствовал ступни, значит, они не обморожены; эта опасность пока ему не угрожала.
Он не нашел ключей в замке зажигания. Он отодвинул назад сиденье, нагнулся, пошарил под доской приборов, нащупал провода зажигания и через минуту запустил мотор.
Он как раз разгибался, когда владелец джипа, дыша пивом, распахнул дверь.
– Эй, парень, что ты тут делаешь? На покрытой снегом стоянке не было ни души. Они были одни.
Через двадцать пять минут Лора будет мертва. Владелец джипа попытался вытащить его из машины, и Штефан без сопротивления подчинился, по пути схватив с сиденья пистолет; затем всей тяжестью тела он навалился на противника, и человек стал падать на спину, поскользнувшись на обледенелом асфальте. Они вместе рухнули на землю. Штефан оказался сверху и приставил дуло к горлу владельца машины.
– Ради Бога, мистер! Не убивайте меня!
– Вставай. Поосторожней, черт возьми, никаких резких движений.
Теперь, когда они были на ногах, Штефан зашел ему за спину и достаточно сильно ударил его рукояткой пистолета по голове, так что тот потерял сознание, обмяк, упал на землю и больше не двигался.
Штефан взглянул на дверь ресторана. Никого. На шоссе не было слышно автомобилей, но, возможно, завывание ветра заглушало шум мотора.
Снег усилился; Штефан спрятал пистолет в глубокий карман бушлата и подтащил человека, который не приходил в сознание, к "Форду" поблизости. "Форд" не был заперт, и Штефан втащил его на заднее сиденье, закрыл дверь и поспешил обратно к джипу.
Мотор заглох. Он снова соединил провода и запустил его.
Он включил скорость и повернул к шоссе; порыв ветра ударил в стекла машины. Снег падал сплошной пеленой, начиналась вьюга. Ветер вздымал с земли вихри снега, и они искрились в свете фар. Гигантские темные сосны сгибались и вздрагивали под напором урагана.
Лоре оставалось жить немногим более двадцати минут.
Они отпраздновали заключение договора на
3
Персонаж книги Льюиса Кэрролла "Алиса в Стране чудес".
С наступлением темноты парк обрел особое волшебство, и они трижды проехались вокруг острова Тома Сойера на старинном пароходе; обнявшись, они стояли у перил на самой верхней палубе, около носа. Данни сказал:
– Знаешь, почему нам тут так нравится? Потому что это нетронутый уголок, еще не испорченный влиянием окружающего мира. Совсем как наша с тобой жизнь.
Позднее, когда они ели мороженое в Павильоне гвоздик, под деревьями, унизанными яркими фонарями, Лора заметила:
– Не так уж это и много... пятнадцать тысяч за целый год работы.
– Но, с другой стороны, это уж не такая нищенская плата.
– Дании отодвинул в сторону свое мороженое, перегнулся через стол и взял ее руки в свои.
– Ты еще заработаешь кучу денег, потому что ты безумно талантлива, но разве деньги это главное? Я хочу сказать, что у тебя есть чем поделиться с людьми. Нет, не то. Я не знаю, как это выразить. В тебе есть что-то особенное, вернее, ты сама особенная. Я это понимаю, но не могу объяснить, одно я точно знаю, что если ты поделишься с другими своей душой, то принесешь радость и надежду множеству людей так же, как ты делаешь счастливым меня, когда я рядом с тобой.
Слезы навернулись у нее на глаза, и она сказала:
– Я люблю тебя, Дании. "Ночи Иерихона" были напечатаны спустя десять месяцев, в мае 1979 года. Данни настоял, чтобы Лора издала книгу под своей девичьей фамилией, потому что знал, сколько она вытерпела за годы, проведенные в приюте, ради того 2 чтобы выполнить завещание отца, а также и матери, которую никогда не знала. Было продано всего несколько экземпляров книги, ее не заметил ни один клуб книголюбов, и издательство "Викинг" передало ее мелкому издателю книг в мягких обложках за незначительную сумму аванса.
– Не огорчайся, - успокаивал Лору Дании.
– Всему свое время. Все будет хорошо, вот увидишь. У тебя не может быть по-другому.
Она уже погрузилась в работу над своим вторым романом под названием "Седрах" [4] . Она трудилась по десять часов в день, шесть дней в неделю и кончила писать книгу в июле.
Лора отправила один экземпляр рукописи Спенсеру Кину в Нью-Йорк, а другой отдала Данни. Он был первым читателем романа. В тот день, а это была пятница, он рано ушел с работы и приступил к чтению в час дня сначала в своем кресле в гостиной, затем переместился в спальню, где проспал всего четыре часа, и к десяти часам субботнего утра вернулся в свое кресло в гостиной, уже прочитав две трети рукописи. Он не хотел говорить о книге ни единого слова.
4
Один из трехачужей, плененные в Иерусалиме, которых царь Навуходоносор бросил в раскаленную печь за отказ поклоняться золотому идолу, и спасшихся благодаря своей вере (Библия, книга пророка Даниила).