Молния
Шрифт:
Пораженный, он остановился. Его бушлат все еще был запорошен снегом. Не веря своим глазам, он огляделся вокруг. Три стены зала, размером девять на двенадцать метров были покрыты от пола до потолка различными механизмами и приборами, которые гудели и пощелкивали. Почти все лампы на потолке были выключены, и в зале царил мягкий таинственный полумрак. Все эти механизмы обслуживали Ворота и состояли из десятков экранов и шкал, светившихся неярким зеленым и оранжевым светом, так как Ворота, этот транзит во временно пространство, скачок в любую эпоху, функционировали постоянно; сам процесс пуска Ворот был связан с большими трудностями и огромным расходом энергии,
Строго говоря, не было ничего удивительного в том, что в лаборатории отсутствовали сотрудники, но сейчас это вызывало подозрение: они отправили Кокошку, чтобы остановить Штефана, и теперь должны были с нетерпением ожидать его возвращения, чтобы узнать, насколько успешным был его визит в снежные калифорнийские горы. Они должны были учитывать, что Кокошка может потерпеть провал, что не он, а кто-то другой вернется из 1988 года, и поэтому Ворота должны были охраняться до полного выяснения ситуации. Тогда где же люди из тайной полиции в черных плащах с подложенными плечами? Где вооруженные агенты, которые должны его арестовать?
Он взглянул на большие стенные часы: они показывали одиннадцать часов шесть минут по местному времени. Тут все было в порядке. Он совершил скачок во времени без пяти одиннадцать, а каждое такое перемещение завершалось ровно через одиннадцать минут после своего начала. Никто не мог дать на это ответа, но сколько бы времени путешественник ни провел в другой эпохе, он всегда укладывался в одиннадцать минут. Штефан пробыл в горах Сан-Бернардино почти полтора часа, но потратил на это всего одиннадцать минут своей собственной жизни, одиннадцать минут из своей эпохи. Проведи он с Лорой целые месяцы до того, как нажал желтую кнопку на своем поясе и запустил механизм передвижения во времени, он все равно бы вернулся в Институт всего через одиннадцать минут, и ни минутой больше, после того как его покинул.
Так где же, в конце концов, тайная полиция, где вооруженные солдаты и возмущенные коллеги? После того как они узнали, что он вмешивается в жизнь Лоры, после того как они послали Кокошку расправиться с ним и с Лорой, почему они не подождали всего одиннадцать минут, чтобы узнать об исходе поединка?
Штефан снял с себя теплые сапоги, бушлат и кобуру и положил их подальше в углу за оборудованием. Он взял оттуда и надел свой белый халат, спрятанный там перед началом путешествия.
Растерянный, обеспокоенный, хотя и довольный отсутствием встречающих, он вышел из лаборатории в коридор на первом этаже и отправился на разведку.
3
В два тридцать ночи в воскресенье Лора, в пижаме и халате, сидела за компьютером в кабинете рядом со спальней и работала над новой книгой. Свет в комнате исходил от электронных зеленых букв на экране компьютера и маленькой настольной лампы, освещавшей распечатку вчерашних страниц. Револьвер лежал на столе рядом с рукописью.
Дверь в темный коридор была открыта. Лора никогда не закрывала ни одной двери в доме, кроме ванной комнаты, потому что закрытая дверь могла помешать ей услышать крадущиеся
Она услышала шаги Тельмы в коридоре и, когда подруга заглянула в дверь, сказала:
– Прости, я, наверное, тебя разбудила.
– Да нет. Мы в ночных клубах работаем допоздна. Зато я сплю все утро. А ты как? Ты что, тоже не спишь в это время?
– Я вообще плохо сплю. Четыре-пять часов - это уже хорошо. Зачем лежать без сна, лучше встать и поработать.
Тельма пододвинула стул, села и положила ноги на стол. Ее любовь к яркой одежде, проявившаяся в юности, стала еще заметней: на ней была свободная шелковая пижама с абстрактным рисунком из красных, зеленых, синих и желтых квадратов и кругов.
– Приятно видеть, что ты по-прежнему носишь шлепанцы "зайчики", - заметила Лора.
– Это говорит о стабильности твоего характера.
– Ты угадала. Я стабильна, как скала. Правда, я не могу больше покупать "зайчики" моего размера, но я нашла выход из положения: покупаю взрослые пушистые домашние тапочки, а к ним пару детских, снимаю с детских глазки и ушки и пришиваю к взрослым. Что ты сочиняешь?
– Роман, где одна сплошная черная желчь.
– Одним словом, подходящая книга для тех, кто хочет отдохнуть и отвлечься.
Лора вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Эта книга о смерти, о ее несправедливости. Невыполнимая задача, потому что я хочу объяснить необъяснимое. Я хочу объяснить, что такое смерть, идеальному читателю и тогда, может быть, пойму это сама. Я хочу понять, почему мы продолжаем борьбу, почему живем, хотя знаем, что смертны, почему мы сопротивляемся и терпим. Это унылая, мрачная, гнетущая, суровая и жестокая книга.
– Ты думаешь, на нее найдется покупатель? Лора рассмеялась.
– Может случиться, что ни одного. Но когда писателем завладевает идея... Сначала это внутренний огонь, который согревает и радует тебя, а потом пожирает и опустошает. От него не избавиться, он продолжает гореть. Есть только один способ его потушить - это написать книгу. А когда мне уже невмочь, я переключаюсь на милую детскую книжку о сэре Томасе, которую тоже пишу.
– Шейн, ты спятила.
– Как сказать, интересно, кто из нас, ты или я, носит "зайчики"?
Они болтали о том о сем с откровенностью, подкрепленной двадцатилетней дружбой. Может быть, это было чувство одиночества, теперь более острое, чем сразу после убийства Данни, или это был страх перед неизведанным, но только Лора заговорила о своем личном хранителе. Во всем мире одна Тельма могла поверить этой истории. Тельма слушала ее как зачарованная, она сняла ноги со стола и вся наклонилась вперед, она ни разу не прервала Лору и не выразила сомнения, пока Лора рассказывала обо всем с самого начала, с того дня, когда хранитель убил наркомана, и до его исчезновения на горной дороге.
Когда Лора облегчила душу, Тельма спросила:
– Почему ты мне раньше о нем не рассказывала, еще в прежние годы, когда мы были в приюте?
– Не знаю почему. Во всем этом было что-то... нереальное. Что-то такое, о чем надо было молчать, иначе он больше никогда бы не вернулся. Потом, когда мне самой пришлось спасаться от Угря, когда он ничего не сделал, чтобы спасти Рут, я как-то перестала в него верить. Я никогда не говорила о нем Данни, потому что, когда мы познакомились, мой хранитель стал для меня такой же сказкой, как Санта-Клаус. И вот теперь... он вдруг опять появился.