Молния
Шрифт:
– Весь ноябрь и декабрь – это просто чудо, – сказала Рут.
– Верно, – подтвердила Тельма. – Праздники – хорошее время, благодетели вспоминают, что у них всего навалом, а мы, бедные, нищие, бездомные сиротки, носим пальто на рыбьем меху, туфли на картонной подошве и питаемся вчерашней кашей. Вот тогда они присылают кучу всяких вкусных вещей, водят в магазины за покупками и в кино, правда, всегда на дрянные фильмы.
– Не такие уж и дрянные, – поправила Рут.
– Знаешь, такие фильмы, где никто никогда не напивается. Ну
– Не обращай внимания на мою сестру, – посоветовала Рут. – Она воображает, что находится в периоде полового созревания.
– Так оно и есть! Меня душит желание! – Тельма худенькой рукой схватилась за горло, показывая, как оно ее душит.
Рут продолжала:
– Отсутствие родительского надзора тяжело сказалось на ней. Она до сих пор не свыклась со своим положением сироты.
– Не обращай внимания на мою сестру, – посоветовала на этот раз Тельма. – Она решила пропустить период половой зрелости и прямо из девочки превратиться в старуху.
Лора спросила:
– А кто такой Вилли Шинер?
Близнецы Аккерсон обменялись понимающими взглядами и хором без промедления дали ему характеристику.
– У него не все дома, – сказала Рут, а Тельма добавила:
– Это подонок.
– Его надо лечить, – сказала Рут, а Тельма добавила:
– Его надо пару раз хорошенько огреть по голове палкой и еще добавить, а потом навсегда запереть в психушку.
Лора поведала им о посещении Шинера.
– И он ничего не сказал? – спросила Рут. – Странно. Обычно он говорит: «Какая ты хорошенькая маленькая девочка» или…
– Или угощает конфетами. – Тельма скорчила гримасу. – Представляешь себе? Конфеты! У него нет ни капли воображения! Можно подумать, что этот гад учится на брошюрках, которые раздает детям полиция, чтобы предупредить об извращенцах.
– Нет, конфет не предлагал. – Лора вздрогнула, вспомнив вдруг изменившийся цвет глаз Шинера и его тяжелое равномерное дыхание.
Тельма наклонилась вперед и театральным шепотом спросила:
– Похоже, что Бледный Угорь проглотил язык, так зажегся, что позабыл свой репертуар. Может, у него к тебе особая страсть?
– Бледный Угорь?
– Вот именно, – подтвердила Рут. – А для краткости просто Угорь.
– Это прозвище ему подходит, он такой бледный и скользкий, – сказала Тельма. – Могу поклясться, у него к тебе особая страсть. Знаешь, девочка, ты просто обалденная.
– Ты ошибаешься, – сказала Лора.
– Не прикидывайся, – отрезала Рут. – Посмотри, какие у тебя волосы, а глазищи…
Лора покраснела и хотела было запротестовать, но вмешалась Тельма:
– Послушай, Шейн, блестящий дуэт сестер Аккерсон в составе Рут и Тельмы не страдает ложной скромностью, но и не терпит хвастовства. Мы режем правду в лицо. Мы знаем свои достоинства и гордимся ими. Мы знаем, что нам не выиграть
– Моя сестра иногда слишком прямолинейна и чересчур красочна в своих выражениях, – извинилась Рут.
– А моя сестра, – продолжала Тельма, – пробуется на роль Мелани в «Унесенных ветром». – Она заговорила с преувеличенным южным акцентом и наигранным сочувствием. – Скарлетт у нас добрая. Говорю вам, Скарлетт очень хорошая. Ретт в душе тоже хороший человек, и солдаты-янки тоже хорошие, даже те, что разграбили Тару, сожгли урожай на полях и сшили сапоги из кожи наших младенцев.
Лора не могла удержаться от смеха.
– Так что брось прикидываться скромницей, Шейн! Ты потрясающая, и все тут.
– Ладно, ладно. Я знаю, что я… хорошенькая.
– Шутишь. Бледный Угорь свихнулся, когда тебя увидел.
– Верно, – поддержала Рут, – ты его просто ошарашила. Он даже позабыл о конфетах.
– Подумаешь, конфеты! – подхватила Тельма. – Пакетики леденцов, шоколадки!
– Ты, Лора, будь поосторожней, – предупредила Рут. – Он больной человек…
– Он ублюдок! – крикнула Тельма. – Помойная крыса!
– Он не такой уж плохой, – тихо сказала Тамми из своего угла.
Белокурая девочка была такой молчаливой, застенчивой и неприметной, что Лора забыла о ее присутствии. Лора увидела, что Тамми отложила в сторону книгу и сидит на постели, подтянув к груди худые коленки и обхватив их руками. Ей было десять, она была на два года младше остальных и маленькой для своего возраста. В белой ночной рубашке и носках она казалась привидением.
– Он и пальцем никого не тронет, – продолжала она неуверенным, дрожащим голосом, как будто высказывать мнение о Шинере было так же опасно, как идти по проволоке без страхующей сетки внизу.
– Еще как тронет, да только боится, – сказала Рут.
– Он просто… – Тамми кусала губы. – Он просто… одинокий человек.
– Нет, милочка, – отозвалась Тельма, – он совсем не одинокий. Он такой самовлюбленный, что ему достаточно своего общества.
Тамми отвернулась. Поднялась, сунула ноги в разношенные тапочки и пробормотала:
– Скоро отбой.
Она взяла с тумбочки косметичку, шаркая, вышла из комнаты и, затворив дверь, направилась к умывальной в конце коридора.
– Тамми берет конфеты, – пояснила Рут.
Волна отвращения захлестнула Лору.
– Неправда.
– Нет, правда, – сказала Тельма. – И не потому, что ей хочется сладкого. Она… она запуталась. Ей нужна опора, пусть даже это Угорь.
– Но почему? – настаивала Лора.
Рут и Тельма вновь обменялись одним из тех взглядов, что позволял им мгновенно и без слов обсудить вопрос и принять решение. Рут сказала со вздохом:
– Видишь ли, Тамми нуждается в такой опоре, потому что… потому что этому ее научил отец.
Лора подскочила: