Молочные берега

Удальцова Таисия

Наступившая в доме тишина разбудила дремавшего бультерьера. Крыс все время уборки уныло прятался за креслом. Теперь он приподнял голову и вопросительно уставился на хозяйку. Тамара хмыкнула:

— Финита ля комедия!

Бультерьер в переводе не нуждался, общаясь с хозяйкой он становился полиглотом. Тамара не раз поражала малышню во дворе, подавая Крысу команды на самых разных языках. Умница Крыс понимал все! Он послушно садился, подавал голос или лапу, не очень охотно полз и с готовностью реагировал на окрик «ко мне».

Когда-то

Тамара закрепляла все эти разноязычные команды незаметными жестами, а потом перестала: не видела в этом необходимости. Крыс просто чувствовал ее. Как и она его.

Вот и сейчас бультерьер радостно вскочил и бросился к хозяйке лизаться. Тамара вкрадчиво поинтересовалась:

— Гулять?

Крыс восторженно гавкнул, потрусил было к двери и вдруг замер. Горбатая морда приобрела забавнейшее выражение: бультерьер пытался поймать какую-то неясную мысль.

Сократом пес себя не считал, нужная мысль упрямо ускользала, Крыс озадаченно заскулил. Тамара взяла в руки поводок и ехидно улыбнулась.

— Ну что же ты? Или в парк не хочешь?

Крыс хотел. Неуверенно шагнул к хозяйке и снова затоптался на месте. По счастью, на кухне заворчал холодильник. И тут же бультерьер оскорбленно взвыл: он остался без ужина!

Тамара захохотала, а Крыс опрометью рванулся к любимой чашке. Вернее, небольшому эмалированному тазику, все модные пластиковые собачьи посудины держались в доме исключительно до первой кормежки.

Глупый Крыс считал своим долгом ими закусывать. Разгрызал запросто, на раз, хотя все знакомые собачники уверяли: миски изумительно удобны и прочны.

Прочны, как же!

А металлическую посудину Крыс искренне уважал: она оказалась упрямее хозяина. Выдержала все его натиски и вышла победительницей.

Минутой позже Тамара страшно жалела, что не вытащила Крыса на улицу. Подумаешь, этот обжора перекусил бы чуть позже! Зато Тамара получила бы в свое распоряжение пару безмятежных часов.

Такое ее счастье, ничего не попишешь. Пока голодный бультерьер истово чавкал над миской, как раз и зазвонил телефон. Тамара — она только что надела кроссовки — недовольно нахмурилась: не хотелось топтаться в обуви по паласу.

Чего ради? Она целый час ползала по нему с пылесосом! А потом с влажной тряпкой.

Тамара сделала вид, что не слышит звонка. Демонстративно взяла с подоконника книжку и уткнулась в нее.

Крыс увлеченно вылизывал миску. Телефон надрывался. Тамара проявляла характер и тщетно таращилась в страницу, пытаясь уловить смысл прочитанного.

Упрямства Тамаре не занимать, и она честно терпела проклятые звонки. Надеялась, что так упорно домогавшийся ее незнакомец все же угомонится и бросит трубку.

Действительно, сколько можно?! Если Тамара не подходит к телефону, значит, ее нет дома. Или не может подойти, непонятно, что ли?

Кретин, терзавший аппарат на другом конце провода, этого

не понимал. Несчастный телефон надрывался без малейшей надежды на отдых, и взбешенной Тамаре казалось, что даже тембр звонков изменился: бедолага на глазах хрипнул от подобной перегрузки.

Крыс, полируя языком миску, неодобрительно покосился на хозяйку, его тоже раздражали звонки. Впрочем, собственный ужин бультерьера интересовал много больше.

Крыс старался, голубоватая эмаль скоро засияла. Пес разочарованно вздохнул, сел и преданно уставился на Тамару. Крошечные глазки умильно мерцали, с языка на пол срывались капли слюны.

Телефон вопил как резаный!

Нервы Тамары не выдержали. Стесняясь Крыса: он же как дитя! — девушка невнятно выругалась. Бросила в миску горсть «Педигри» и пулей помчалась в комнату: к черту палас!

Схватив трубку, она разъяренно рявкнула:

— Кто это такой настырный, а?!

И услышала осторожный голос сестры:

— Томик, это я, Леля.

Тамара растерянно уставилась на трубку: Лелька ненавидела телефоны. Все вопросы она решала исключительно при личной встрече. Старшая сестра никогда бы не стала висеть на телефоне столько времени!

Прижав трубку к груди, Тамара обреченно признала: что-то случилось. И сюрприз приятным не был, она не сомневалась ни капли.

Тамара припомнила последнюю встречу с Ритой, Лелькину глупую браваду — магичка паршивая! — пакет с тремя тысячами долларов. Прикинула, что прошло с того идиотского спектакля как раз четыре дня, и побледнела, так стало не по себе. Она осторожно поднесла к уху трубку и выдохнула:

— Слушаю.

— Я же тебе только что все рассказала! — возмутилась Лелька.

— Ничего, повторишь.

— Ты не слышала, что ли?

— Нет. Я отходила на секунду, у меня Крыс ужинает.

— Отходила она! Я же из автомата звоню! Меня Сережа хватится!

— У вас что, телефон сломался?

— Да нет… — Лелька немного помялась и почему-то шепотом призналась: — Я просто не хотела, чтоб меня слышали.

Лелькин голос звучал непривычно смиренно, и Тамара невольно хмыкнула. Лелька хрипловато воскликнула:

— Впрочем, я думаю, все будет хорошо!

— Да что будет-то?!

— Ах да…

Лелька надолго замолчала и лишь жалостливо сопела в трубку. Тамара сухо бросила:

— Что, я оказалась права?

— О чем ты? — слишком невинно спросила Лелька.

— Кончай строить дурочку! Повторяю: я оказалась права?

Трубка играла в молчанку. Тамара прорычала, отрезая себе пути к отступлению:

— Признавайся, Ритка приходила?

— Нет, — пискнула трубка.

Тамару затопила волна облегчения. Она только сейчас почувствовала, что у нее трясутся руки, а пластмассовая трубка стала мокрой от пота и неприятно скользкой. Губы еще дрожали, но Тамара успокаивающе улыбнулась встревоженному Крысу и почти нормальным голосом переспросила: