Молодая элита

Лу Мари

— Дай мне время, — наконец отвечаю я, не зная, что еще сказать.

— Конечно, — мягко отзывается Терен. — Мы на одной стороне. Ты вскоре поймешь, что борешься за правое дело. — Его тон становится благоговейным. Торжественным и серьезным. — Ты можешь помочь мне очистить этот мир, Аделина.

Я попалась в паутину, и меня опутывают ею всё крепче и крепче.

— На следующей неделе, — шепчет Терен. — Я хочу видеть тебя в Башне Инквизиторов. Принеси мне информацию, которую я найду полезной для себя.

— Откуда мне знать, что ты не схватишь меня сразу же, как я приду?

— Глупая девчонка, — цедит Терен. —

Если бы я хотел тебя арестовать, то сделал бы это прямо сейчас. Зачем мне сажать тебя в темницу, если ты можешь стать моей помощницей? — Он придвигается очень близко ко мне, так, что его горячее дыхание касается моего уха. — Если мне понравится то, что я услышу, то твою сестру будут холить и лелеять до следующей нашей встречи. Если же ты не придешь… — Он делает многозначительную паузу, и краем глаза я вижу едва заметное пожатие плеч. — Тогда я тоже не стану выполнять свою часть сделки.

Тогда он ее убьет.

У меня нет выбора. Я просто киваю.

В ответ — молчание. Я более не ощущаю жар его дыхания на своем ухе, кожу покалывает холодный воздух. Барабанная дробь обрывается. На платформе Рафаэль с двумя консортами кланяются зрителям. Тишина взрывается аплодисментами, клиенты вскакивают на ноги, громко выражая свои восторги. Я лихорадочно озираюсь посреди всего этого хаоса, пытаясь отыскать в толпе лицо Терена.

Но он уже исчез в море людей, прячущих свои лица за масками, как будто его здесь никогда и не было. Остались лишь его слова — эхом отдающиеся у меня в голове, терзающие мою душу.

Меня против желания сделали шпионкой.

О боги, помогите мне! Пусть все узнают — я не предатель. Я не шпион.

— Надпись, вырезанная на каменной стене в тюремной камере Эстенции узником, чье имя неизвестно.

Аделина Амутеру

Не сказав никому ни слова, я тороплюсь уйти из зала в свою спальню. Рафаэль хмуро провожает меня взглядом. Сдавленно улыбнувшись ему, я спешу прочь. Он догоняет меня в тайных коридорах, и тогда я всё-таки вынуждена повернуться к нему лицом.

Рафаэль искренне беспокоится за меня, и от этого мое сердце сжимается. Он невесомо проводит по моей щеке подушечками пальцев. Его глаза всё еще выделены золотыми тенями, а ресницы длинны и черны.

— Ты выглядела испуганной на представлении, — тихо говорит он. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Выдавив улыбку, я отстраняюсь от него. Последнее, что мне сейчас нужно — чтобы он почувствовал, как сильно я дрожу.

— Да, — отвечаю я, надеясь, что он не почувствует лжи. — Просто во время представления мне было не по себе. Я ощущала себя беззащитной. Наверное, это нервы. — Я снова пытаюсь улыбнуться. — Никогда не видела, как ты танцуешь.

Рафаэль приглядывается ко мне, и я стараюсь успокоить себя тем, что он может чувствовать изменения в моей энергии, но не в силах читать мои мысли. Если ему кажется, что я странно себя веду, то пусть думает, что это из-за того, что я вышла на люди.

Или рассказать ему о случившемся? Признаться в том, что Терен нашел меня, загнал в ловушку и приказал на них доносить? В конце концов, Энцо спас мне жизнь.

Но в голове тут же всплывает угрожающее предупреждение Рафаэля, данное мне во время тестирования самоцветами.

Что, если Элита убьет меня? Они знают меня недостаточно хорошо для того, чтобы мне доверять. Что, если произошедшее лишь убедит их в том, что меня рискованно оставлять в живых? Нет. Нельзя им ничего рассказывать. Если расскажу, то к утру, скорее всего, буду мертва. А Виолетта так и останется в лапах Инквизиторов.

Рафаэль, видимо, решает не давить на меня. Положив ладонь мне на плечо, он произносит:

— Отдыхай, Аделинетта. — Успокаивающе целует меня в щеки и, развернувшись, уходит.

Я смотрю ему в след, не зная, поверил он мне или нет.

Ночью меня мучает бессонница, и я лежу, уставившись в потолок. Воображение рисует мне мою сестру — дрожащую в той же холодной, темной темнице, в которой держали меня. Она и правда приходила молить о том, чтобы мне сохранили жизнь? Готова ли я рисковать для спасения ее жизни? Откуда мне знать, что она действительно у них? Смею ли я сомневаться в словах Терена?

Я должна вскоре встретиться с ним. Что мне делать? Как тайком выбраться отсюда?

На следующий день Рафаэль опять интересуется тем, как я чувствую себя, и я отвечаю, что намного лучше. Он бросает на меня взгляд искоса, но больше ни о чем не спрашивает.

Проходит день. Первоначальная паника сменяется постоянной смутной тревогой. Может, мне всё это приснилось и никакой Терен во дворец не приходил? Эта мысль столь заманчива, что я почти позволяю себе поверить в нее.

На третий день ко мне возвращается способность здраво мыслить. Чтобы выжить, я должна сыграть в эту игру. И сыграть хорошо.

* * *

Проходит пять дней.

Мы с Рафаэлем снова в гроте. Он разглядывает меня, в то время как я наблюдаю за тренировочным боем между Энцо и Пауком, пытаясь понять, как проявляется их энергия. Из головы не выходят слова Терена, не дающие забыть о том, чего он ждет от меня. Неделя почти истекла. Как мне выскользнуть из дворца и пробраться в Башню Инквизиторов?

Я силюсь сосредоточиться на чем-то другом.

— Где он научился так биться? — спрашиваю я Рафаэля, глядя на то, как Энцо кружит вокруг Паука.

— Он должен был стать королем, — напоминает мне Рафаэль, записывая что-то на листе бумаги. Прервавшись, он макает перо в стоящую на полу чернильницу. — Ребенком он тренировался вместе с Инквизиторами.

Энцо ждет, когда его противник первым нанесет удар. Остальные из Элиты свистят и улюлюкают, подбадривая обоих. Долгую минуту ничего не происходит. Затем Паук внезапно бросается вперед, целя деревянным мечом в левый бок принца. Левая сторона — мое слабое место. Движение это настолько быстро, что я вижу его размытым, но Энцо как-то умудряется предугадать удар и в последнюю секунду уходит из-под него. Вспыхнувшие на ладонях принца языки пламени заключают всё его тело в огненный кокон. Паук отпрыгивает. Его реакция была мгновенной, но края одежды всё равно опалились. Энцо тут же устремляется к Пауку, одновременно унимая охватывающий его тело огонь — словно скидывая с себя золотисто-оранжевый покров. Он наносит подряд три удара. Отразив их один за другим, Паук уходит назад. Оба продолжают напряженный бой. Звук от ударов их мечей эхом разносится по гроту.