Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества
Шрифт:
Обратимся теперь ко второй форме критики гегелевской диалектики, т. е. к критике Гегеля Фейербахом, и кратко рассмотрим отношение к ней Маркса. Маркс положительно расценивает эту критику как плодотворную за то, что Фейербах представил гегелевскую форму снятия как восстановление снятого. Мы уже приводили по другим поводам решающие в этой связи положения фейербаховской критики Гегеля. Маркс считает великой заслугой Фейербаха как доказательство того, что философия Гегеля есть восстановленная религия, так и стремление к выработке истинного материализма и, наконец, его критику снятия, отрицания отрицания. Мы ограничимся здесь последним пунктом. Фейербах совершенно прав, когда "отрицанию отрицания, утверждающему, что оно есть абсолютно положительное, он противопоставляет покоящееся на самом себе и основывающееся положительно на самом себе положительное" [33] . Это позитивное есть примат бытия над сознанием. По Фейербаху, в гегелевской диалектике в процессе снятия ставится на голову взаимосвязь бытия и сознания. И Фейербах прослеживает, как из этого идеалистического превращения у Гегеля вытекает теоретическое восстановление религии с помощью философии. Маркс обобщает наблюдения Фейербаха: "Таким
33
Там же. Т. 42. С. 154.
34
Там же.
Эту материалистическую сторону фейербаховской критики Маркс принимает, но подвергает критике ее односторонность. Последняя состоит, во-первых, в том, что Фейербах рассматривает "отчуждение" как исключительно философскую проблему, а поэтому погрязает в абстракции (ср. позднейшую критику Марксом и Энгельсом абстрактности фейербаховского "человека"); во-вторых, в том, что материалистическое отношение Фейербаха к действительности недиалектично, в результате чего он не замечает всего того, что у Гегеля, хотя и в превращенной форме, имеется диалектического, и отбрасывает гегелевскую диалектику всю целиком, и ложное, и истинное в ней. Поэтому Фейербах видит в отрицании отрицания, как подчеркивает Маркс в процитированном фрагменте, лишь философски шаткую позицию идеалиста Гегеля, которой "прямо и непосредственно противопоставляется чувственно-достоверное, основывающееся на самом себе положение" [35] .
35
Там же. С. 155.
Это ограничение чистой теорией познания имеет своим следствием абстрактность фейербаховской постановки вопроса. Прямолинейность, сознательное устранение всех опосредований вместе с гегелевским идеализмом приводит и к устранению диалектики. В результате Фейербах оставляет без внимания крайне важные, существенные определения, содержащиеся в гегелевской философии. Маркс добавляет: "А так как Гегель рассматривал отрицание отрицания с положительной, заключенной в нем, стороны как подлинно и единственно положительное, с отрицательной, заключенной в нем, стороны — как единственно истинный акт и акт самоосуществления всякого бытия, то он нашел лишь абстрактное, логическое, спекулятивное выражение для движения такой истории, которая не есть еще действительная история человека как уже предположенного субъекта, а есть только акт порождения, история возникновения человека" [36] .
36
Там же.
Социалистическая критика капитализма выявляет, следовательно, в гегелевской "Феноменологии" некоторые истинные и существенные определения того процесса, который Маркс назовет "предысторией человеческого развития", тогда как Фейербах, остающийся, хотя и по-другому, чем Гегель, в такой же мере в границах буржуазной точки зрения, способен только на застывшее противостояние по отношению к гегелевской диалектике. Излагая "Феноменологию", Маркс приводит некоторые существенные моменты, в которых определенные черты этой предыстории человечества правильно схвачены гегелевской мыслью. При этом Маркс подчеркивает, что мысль об отчуждении (Entfremdung) и его снятии, хотя и идеалистически искажается и превращается у Гегеля в реакционную, все же не является, как полагает Фейербах, с самого начала стопроцентно ложной, а представляет собой верное, но буржуазно ограниченное и одностороннее отражение действительности, истинные тенденции которого должны быть сохранены для будущего развития теории."…"Феноменология" есть скрытая, еще неясная для самой себя и имеющая мистический вид критика; но поскольку она фиксирует отчуждение человека, — хотя человек выступает в ней только в виде духа, — постольку в ней заложены в скрытом виде все элементы критики, подготовленные и разработанные часто уже в форме, высоко поднимающейся над гегелевской точкой зрения. Отделы о "несчастном сознании", о "честном сознании", о борьбе "благородного и низменного сознания" и т. д. и т. д. содержат в себе — хотя еще в отчужденной форме — критические элементы целых областей, таких, как, например, религия, государство, гражданская жизнь и т. д." [37] .
37
Там же. С. 158.
Действительно всеобъемлющая критика гегелевской диалектики у Маркса перерастает, таким образом, в критику односторонней и ограниченной оценки Фейербахом Гегеля и вместе с тем в критику метафизического материализма Фейербаха, в критику отбрасывания им диалектики. Более подробное рассмотрение этой критики выходит за рамки нашей работы. Для нас важен только тот факт, что фейербаховская форма критики идеализма Гегеля привела в идейной борьбе 40-х годов к весьма опасным политическим последствиям. Критика Фейербахом отрицания отрицания правильно возвращается к непосредственно чувственному, материальному бытию, но Фейербах не в состоянии выразить в понятиях диалектическое движение, присущее материальной жизни самой по себе. Он не может, разъясняет Маркс в "Тезисах о Фейербахе", выявить в чувственности ее практическую сторону. "Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой. Фейербах хочет иметь дело с чувственными
38
Там же. Т. 3. С. 1.
Совершенно очевидно, что политэкономическая подготовка философской критики Гегеля, и прежде всего строгое отделение предметности от отчуждения (Entfremdung) в человеческой практике, подготавливает критику не только гегелевского идеализма, но и механистического материализма Фейербаха.
Целесообразно хотя бы кратко проследить вытекающие из этого следствия применительно к идеологической и политической борьбе 40-х годов. В своих замечаниях о Фейербахе Энгельс уяснил и подверг резкой критике важнейшую сторону отношения Фейербаха к действительности. Энгельс цитирует следующее его высказывание: "Бытие не ость всеобщее, отделимое от вещей понятие… Бытие есть полагание сущности. Какова моя сущность, таково мое бытие… Уже язык отождествляет бытие и сущность. Только в человеческой жизни, да и то лишь в ненормальных, несчастных случаях, бытие отделяется от сущности; здесь случается, что сущность человека не обретается там, где он сам существует, но именно вследствие этого разделения он уже и в подлинном смысле своей душой не обретается там, где действительно находится его тело. Только там, где Твое сердце, находишься Ты. Но все вещи — за исключением противоестественных случаев — охотно обретаются там, где они есть, и охотно являются тем, что они есть" [39] .
39
Там же. Т. 42. С. 344.
Энгельс заключает эту мысль резкой социально-политической оценкой политических следствий, необходимо вытекающих из этой философской позиции, — следствий, которые субъективно искренний и убежденный в своем революционном демократизме Фейербах, конечно, не делал, но которые тем не менее вытекали из неприятия им гегелевской диалектики, из отбрасывания им всех опосредующих связей и определений, из его возврата к непосредственности; эти следствия отражают слепоту Фейербаха по отношению к социально-экономической жизни капитализма. Эта слепота, однако, объективно может привести, как показывает Энгельс, к апологетической реакционной позиции. Энгельс говорит: "Превосходная апология существующего. За исключением противоестественных случаев, немногих ненормальных случаев, Ты охотно становишься на седьмом году жизни привратником в угольной шахте, по четырнадцати часов проводишь один во-мраке, и раз таково Твое бытие, то такова же и Твоя сущность… Такова уж Твоя "сущность", что Ты должен быть подчинен какой-либо отрасли труда" [40] .
40
Там же.
Критика Фейербаха Энгельсом показывает причины того, почему социально-политическо-радикальные интеллектуалы, искавшие в 40-х годах в философии Фейербаха идейную основу для своего политического радикализма, не смогли обрести в ней руководство к действию, подобно тем слоям интеллигенции, которые искали его в гегелевской диалектике. Строгий анализ позиции Фейербаха показывает, что такие формы сознательной или бессознательной защиты существующего, основывающиеся на постулате непосредственного единства бытия и сущности — mutatis mutandis, долгое время после Фейербаха и независимо от него существовали и еще сегодня существуют как защита реакционных порядков.
Следует остановиться на этих политических следствиях мировоззренческой борьбы 40-х годов, чтобы выяснить, каким образом на основе социалистической критики капиталистического общества формируется критическое преодоление Марксом идеалистической диалектики Гегеля и каким образом оно идеологически готовит революцию 1848 г. и, более того, все грядущие демократические и пролетарские революции. Внутреннее движение марксовской критики с очевидностью показывает, сколь непозволительно "сугубо" философски понимать и критиковать проблемы, поставленные Гегелем. Слабость Фейербаха в данном вопросе не в последнюю очередь состоит в том, что он подходит к гегелевской диалектике лишь с точки зрения философии, лишь с точки зрения теории познания, что для него не существует диалектической связи важнейших проблем философии с общественной жизнью, с экономической и социальной практикой человека. Из того что Гегель осознал эти связи, что он, хотя подчас и тщетно, бился над тем, чтобы превратить эти связи в основание своей диалектики, и вытекает преимущество (в определенном отношении, в определенных областях) его философии, несмотря на идеализм, по сравнению с философией Фейербаха. Поэтому выработанная Гегелем форма диалектики представляет собой решающий этап всемирной истории философии — высшую форму идеалистической диалектики и вместе с тем буржуазной философии вообще, промежуточное звено, с которым непосредственно связано возникновение диалектического материализма.
Ленину не было известно о рукописях Маркса, которые подробно нами проанализированы и в которых он, давая критическую оценку философии Гегеля, устанавливает важнейшие взаимосвязи между политической экономией и диалектикой. Но, несмотря на это, Ленин отчетливо разглядел эти взаимосвязи. Мы уже приводили его высказывание о том, что Маркс непосредственно исходит из Гегеля. Ленин акцентирует при этом внимание на том преданном забвению в эпоху II Интернационала факте, что Маркс и Энгельс никогда не упускали случая указать в своих предисловиях, примечаниях, письмах и т. д. на значение Гегеля и подчеркнуть необходимость его изучения для понимания материалистической диалектики. Эти указания, однако, даже наиболее значительные и авторитетные теоретики II Интернационала обходили полным молчанием. Даже Плеханов, весьма серьезно занимавшийся, в отличие от Меринга и Лафарга, гегелевской философией, не имел представления о существовавших связях между ней и социальной действительностью, о глубокой методологической взаимосвязи политической экономии и диалектики.