Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
Во двор Витька не выходил. После собрания, не того, когда решили взять Арбуза, а второго, созванного по его требованию, на котором он, в последний раз пытаясь настоять на своем, отказался капитанствовать, сначала лишь угрожая, а потом, так и не дождавшись ясного ответа, швырнул им в лицо свое звание, (а повязку на стол), ребята отшатнулись от него, и если отвечали, то не поворачивая головы и с заметным принуждением; выходя со стадиона, они сговаривались идти за Черную речку — рвать яблоки с невысоких, будто нарочно скрученных деревьев — или купаться в
Только Фома еще общался с ним и как-то даже разыскал их на Каменном, плюхнулся рядом на скамейку, где Витька развлекал сказками утомившуюся от беготни Ленку, и в доброте душевной высыпал девчонке в подол горсть маленьких, красно-зеленых яблок, походивших на окаменевшие вишни. Витька пытался протестовать, но сестренка покривилась, морща нос и отчаянно растягивая губы.
— Нехай куснет, — благодушно вступился Фома. — Больше не захочет. Кислые, заразы!
И верно — чуть не обломав зубы о первую «ягоду», Аленка потащила остальные в песок.
Но с Фомой оказалось еще скучнее, чем с Аленкой; он говорил только об Арбузе, мечтал, как он ему «вломит», строил планы, рассчитывал силы:
— Муха уже не в счет; Женька тренера получил, теперь ему Арбуз без надобности; Чир тоже, того и гляди, откачнется. Тут-то мы его и прищучим! А, Рыжий?
Витька слушал вполуха, выстругивая из подобранной плашки лопатку сестре, чтобы не марала рук в песке: очередной совок, купленный им уже на свои деньги, она тоже потеряла.
— Не я буду, если не изметелю! Да ты чего?
— Брось ты его! На хрена он тебе сдался?
— Ну ты даешь! Тебе из-за него рожу раскровенили, а ты — брось!
— Так ведь мне же…
— А ты мне кто?! Кореш или портянка?
Витька промолчал. Он уже покончил с черенком и теперь осторожно скоблил лопасть.
— Ну, лады, полетел я. — Фома встал со скамейки и, приподнявшись на носки, широко потянулся. — А то приходи вечером в беседку. Про пиратов слушать.
— Ты ж его метелить собрался.
— Это не уйдет! А брешет он складно. Вчера такое загибал — один меж двух затесался и давай чесать — одного вообще потопил, другого раздолбал…
— Он что — сам придумал или читал?
— Или. Чир был у него, так говорит — от книг не продыхнуть. Давай, Рыжий, приходи. Ты чего-то совсем отбиваешься.
— Это я-то?! — вскинулся было Витька, но сдержался: — Не, Фома, не приду. Дела…
Первую встречу они выиграли легко, раскатав противника под ноль. Первый гол с пенальти забил Алик, и еще по два гола пришлись на долю Витьки и Фомы.
Следующий тур они пропустили — не было пары. А угловые играли и победили, так же как и в первый раз. Зато потом отдыхали старшие, а им… им надо было играть со «Сменой».
С утра небо заволокла серая пелена, в которой изредка возникал быстро перемещающийся кусочек голубого, и двор, освещенный рассеянными лучами, был весь ровно светел.
Стало ясно, что погода сегодня самая игровая.
Чир толковал о чем-то с Мухой, и Мишка, поставив сумку к уже стоявшим на скамейках, терпеливо ждал, пока он останется один. Муха размахивал бидоном и несколько раз порывался уйти, но Чир все не отпускал его, выспрашивая о футболе, на котором тот побывал вчера. Наконец Муха отмахнулся:
— Погоди, вернусь и доскажу, а то уедет.
И побежал за гаражи. Там, во двор через улочку, каждое утро привозили бочку с совхозным молоком. Но Чир не стал дожидаться, а уверенно пошел со двора. Мишка поспешил за ним.
— Олег! Олег! Оле-ег!
Тот остановился, искоса, через плечо, разглядывая подбегавшего Мишку.
— Привет!
— Привет, — отозвался Чир равнодушно. — Чего?
— Да… я так… просто. Как дела?
Чир не спешил отвечать, и Мишка, обежав его, стал на пути.
— Что, играете сегодня?
Мишка впервые видел, чтобы Чир избегал смотреть в глаза.
— Да, со «Сменой»! Фома говорит, что они здорово играют; ребята вроде бы побаиваются, но я думаю, что выиграем. В тот раз тоже: ехали — тряслись, а потом, знаешь, как разнесли…
Мишка смолк, удивленно уставившись на собеседника. В самом деле, как же это получилось, что он еще не успел поделиться с приятелем главными новостями. После игры прошло уже три дня, и они должны были успеть все обговорить, но, сколько он ни старался, вспомнить такого разговора не мог.
— Эй, Арбуз, пошли!
Мишка не пошевелился. Он привык, что его зовут по имени, а если у кого-то и срывалось с языка прозвище, то не спешил откликаться, ожидая, пока зовущий, заметив Чира, поправится сам.
— Арбуз!!! Оглох, что ли?! Уходим!
— Ну, иди. Тебя зовут. — Чир слабо махнул ладонью у плеча и, обогнув Мишку, пошел дальше. Мишка, не отрываясь, смотрел ему в спину, пока у ног не разлетелся по асфальту ком земли. Ребята уже втягивались под арку. Свою сумку Мишка нашел под скамейкой, поднял, смахнул песок и, не особенно торопясь, побрел догонять.
На остановке ему досталось еще раз. Автобус отошел, когда только первые успели добежать до задних дверей, а Мишка, придя на место, увидел лишь, как он заворачивает в конце улицы, но в опоздании все равно обвинили его. Он пришел последним, он вечно копается, трясется над своим добром, все из-за него… Мишка не отвечал, отошел и стал у витрин игрушечного магазина. Следующего ждали долго, выбегали на угол, откуда просматривался весь переулок, и торчали там по двое, по трое, подпрыгивая в нетерпении. «Что, скорей придет?» — ворчал Фома. Наконец, очередная вахта опрометью бросилась назад, и тут же из-за дома важно выплыла желтая туша.