Молодые дикари

Хантер Эван

– Дженни еще не встала? – спросил он.

– Сейчас лето, – заметила Кэрин. – Пусть поспит.

– Я никогда не вижу эту девчонку, – сказал он. – Мою собственную дочь.

– Преувеличение прокурора.

– Возможно, – ответил он. – Но у меня такое чувство, что однажды вечером я приду домой и увижу Дженни, сидящую за обеденным столом с молодым человеком, и она представит мне его как своего мужа.

– Хэнк, ей еще только тринадцать лет, – сказала Кэрин, вставая и подходя к краю террасы. – Посмотри на реку. Сегодня будет страшная жара.

Он утвердительно кивнул.

– Ты единственная известная мне женщина, которая в брюках не похожа на водителя

грузовика.

– А скольких других женщин ты знаешь?

– Тысячи, – улыбнулся он.

И на какое-то мгновение лицо его омрачилось, словно на него набежало облачко, мимолетное, эфемерное, вызывая в нем раздражение тем пуританским фактом, что у Кэрин Брукер он был не первым. «Да, но тогда была война, – сказал он себе. – Какого черта, сейчас она моя жена, миссис Белл, и я должен быть благодарен, что такая невероятная красавица, как Кэрин, из всех соперников выбрала именно меня. Однако почему, черт возьми, должны были быть соперники? Да, но тогда была война, тогда… и все же, у Мэри их не было бы».

Мэри.

Это имя отчетливо вспыхнуло в его сознании, будто только и ждало момента, затаившись где-то в темном уголке памяти. Мэри О'Брайан. Сейчас она конечно, под другой фамилией, замужем. Но за кем? Как его фамилия? Если он когда-нибудь и знал ее, то сейчас забыл. К тому же для него она всегда останется Мэри О'Брайан, нетронутая, чистая… Черт возьми, ты не можешь их сравнивать! Кэрин жила в Германии, Кэрин была…

Внезапно он спросил:

– Ты меня любишь?

Вздрогнув от неожиданности, она повернулась к нему. В уголках светло-карих глаз затаились тоненькие смешливые морщинки, а ненакрашенные губы приоткрылись в легком удивлении. Очень мягко, с ноткой недоумения, словно получила выговор, она сказала:

– Я люблю тебя, Хэнк. – И казалось, с видом некоторого замешательства быстро вошла в дом. Он слышал, как она шумно возилась на кухне.

«Мэри, – думал он. – Боже, сколько прошло времени».

Вздохнув, он посмотрел на Гудзон, в водах которого неясно отражалась раннее утреннее солнце, затем встал и пошел на кухню за портфелем.

Хэнк вышел из метро на станции Чамбрес (Стрит), окунувшись в ослепительную нарастающую жару города. Он знал, что есть остановка метро ближе к улице Леонарда и окружной прокуратуре, но предпочитал более длительную прогулку пешком каждое утро.

Здание окружной прокуратуры, подобно сиамскому близнецу, соприкасалось стена к стене со зданием уголовного суда. Он вошел в здание прокуратуры и сказал полицейскому, сидевшему за столом при входе в вестибюль:

– Доброе утро, Джерри.

– Доброе утро, мистер Белл, – ответил тот. – Прекрасное утро, не правда ли?

– Прекрасное, – сказал Хэнк, удивляясь, почему люди ассоциируют летнюю жару с чем-то прекрасным.

– Если, не будет дождя, – с сомнением добавил Джерри, в то время как Хэнк направлялся к лифту. По причинам, Хэнку неизвестным, лифтами в окружной прокуратуре управляли женщины и все в пожилом возрасте. Фанни, которая окружного прокурора, его помощников и даже судей называла по имени, хотя к коменданту здания обращалась холодно «мистер», остановила кабину лифта, с шумом открыла двери и сказала:

– Доброе утро, Хэнк, – и выглянула в коридор.

– Доброе утро, Фанни, – ответил он.

– Прекрасный день для убийства, не так ли, – заметила она, становясь у щитка управления, закрывая двери и приводя лифт в движение.

Хэнк улыбнулся, но ничего не ответил. Кабина бесшумно двигалась вверх.

– Шестой, – произнесла

Фанни, словно объявляла номера в игре «бинго». Она открыла двери, и Хэнк вышел в коридор. За столом, расположенным между окнами, выходившими на улицу Сентр, сидел служащий. Его стол терялся в просторном мраморном коридоре с высоким потолком. В остальной части коридора окон не было. В дальнем его конце находилось бюро по делам убийств. В него вел свой отдельный ход, где мрамор уступал место стенам, выкрашенным в нейтральный цвет. Хэнк быстро прошел в холл. Длинный мрачный коридор производил безрадостное впечатление. Хэнк не любил думать о законе, как о чем-то холодном и угрожающем. Он рассматривал его как человеческое творение, созданное человеком для человека, а этот коридор иногда казался ему преддверием ада.

Прямо при входе в бюро сидел прикомандированный к прокуратуре детектив Дэйв Лифшиц.

– Хэнк, – поприветствовал он, и Хэнк также ответил:

– Дэйв, – и, не задерживаясь, повернул направо. Миновал дверь с надписью «Вход воспрещен», прошел в свой кабинет – прямоугольник размером двенадцать на пятнадцать футов. Перед окнами стояли стол, кожаное кресло. В одном углу кабинета – вешалка, а в другом – металлический шкаф с выдвижными ящиками. Напротив стола – два деревянных кресла.

Хэнк снял шляпу и повесил ее на вешалку. Затем открыл оба окна, чтобы впустить слабый ветерок, пробегавший по залитым солнцем улицам. Окна в бюро по делам убийств были сделаны из двойного стекла с проволочной решеткой между ними, и они были прикреплены к раме таким образом, что их можно было открыть наружу не более чем на шесть дюймов. Их невозможно было разбить, а также невозможно было протиснуться через узкое отверстие, оставляемое открытыми окнами. Пожалуй, в такой сверхосторожности не было необходимости. За восемь лет работы в бюро Хэнк никогда не слышал, чтобы кто-нибудь попытался выброситься из окна.

Открытые окна мало способствовали снижению температуры в его маленьком кабинете. Хэнк снял пиджак и повесил его на спинку кресла. Следуя летней привычке, которая нарушалась лишь тогда, когда он ожидал ранних посетителей, ослабил галстук, расстегнул ворот рубашки. Затем сел за стол и придвинул к себе телефон, намереваясь позвонить в машинописное бюро с просьбой прислать машинистку. Однако рука его задержалась, и вместо этого, совершенно импульсивно, он набрал номер приемной.

– Да?

– Дэйв?

– Да, кто говорит?

– Хэнк. Не мог бы ты позвонить вниз, чтобы принесли кофе?

– Так рано? Что случилось? Трудная ночь?

– Нет. Просто сегодня слишком жарко. Хочу войти в работу постепенно, а не впрягаться с ходу.

– Завтра идешь в суд по делу Тулли? Надеюсь, тебя оно не тревожит?

– Ничуть.

– Я слышал, что его адвокаты готовят ходатайство о квалификации его преступления как непредумышленного убийства.

– Где ты это слышал?

– Ха-ха, я же все-таки детектив! Так это верно?

– Верно, – ответил Хэнк.

– То-то же. Я позвоню, чтобы принесли кофе. Сливки и кусочек сахара. Пожалуй, я тоже выпью чашку кофе, раз уж я этим занимаюсь.

– Дэйв, будь добр, пусть кофе принесут прямо ко мне в кабинет без твоего предварительного звонка.

– Понятно, – сказал Дэйв и повесил трубку.

Хэнк положил трубку на рычаг и глубоко вздохнул. Он знал, что ему надо позвонить в машинописное бюро, чтобы прислали машинистку, хотя в этом и не было никакой срочности: как только его записи будут отпечатаны, день превратится в унылое ожидание завтрашнего судебного процесса.