Молодые и сильные выживут (= Закон фронтира)
Шрифт:
– Примерно. Женька психует. Гошка совсем от тоски извелся.
– Еще бы… Цыган, ты поставь себя на его место. Так, на минуточку.
– Да не могу я.
– Рассказать, что это такое?
– Не стоит.
– Ну и пошел отсюда! – взорвался Костя. – Теоретик!
Цыган надулся и выбрался из-под машины.
– Мне каждую ночь моя Ленка снится! – донеслось ему вслед. – Я в прошлой жизни, между прочим, вообще не плакал! Никогда! А теперь реву ежедневно! Детский сад, вторая группа… Тебе здесь что-то не нравится?! Ну и вали в свою Болгарию!
– И уеду! – пригрозил Цыган.
– Давай! И эту… нудистку с винтовкой забирай! Чего она к Гошке
– Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав.
Костя что-то со скрипом довернул и высунул из-за колеса чумазое лицо.
– Я не Юпитер, – сказал он веско. – Я Костя Кудрев из Кузьминок. И чего-то сверхъестественного не прошу. Оставьте богу, что ему там полагается, а мне, пожалуйста, верните мою любимую бабу. Я за нее на дуэли не хуже Пушкина дрался. Три зуба потом вставил. Ясно тебе? Пошел отсюда, кому сказано!
Цыган выскочил из гаража как ошпаренный. Ему захотелось кому-то пожаловаться на всеобщую несправедливость и объяснить, что он ничего худого и не думал. Поэтому он отправился искать Женю, которая ушла с крыльца, против обыкновения забыв на нем снайперку.
Женя нашлась под кухонным окном, где все еще сидел Гош. Он уже не всхлипывал, но лицо его было усталым и мертвенно-бледным, а остекленевший взгляд уперся в никуда. Женя обнимала его за плечи, гладила по голове, целовала в волосы и что-то шептала на ухо. А через подоконник свисал Большой и понуро рассматривал эту душераздирающую картину. Цыгану стало окончательно стыдно и тоскливо.
– Я на мост, – буркнул он. Ушел за гараж, снял с подножки мотоцикл, пнул ногой стартер и с места дал полный газ, ставя машину на одно колесо.
Баррикада на мосту (всего-то перевернутый грузовик и сдвижной шлагбаум) встретила его громкой музыкой и радостным воплем. В первые дни всеобщего пробуждения здесь образовалось подобие таможни, где встречали приезжих со стороны Петербурга. В зависимости от поведения гостя его с равным энтузиазмом могли и приветить, и ухлопать. Конец работе чек-пойнта настал год назад, когда на мост въехал некий Георгий Дымов, тогда еще совсем безымянный и неумеренно злой человек. Он местным как-то сразу очень не понравился, о чем они поставили его в известность, не стесняясь в выражениях. Гош принял обиду близко к сердцу. А поскольку он уже стоял ногами на грузовике, обозревая противника сверху вниз, и чей-то ствол как раз поворачивался в его сторону… Гош справедливо предположил, что его сейчас могут убить, и одной длинной очередью завалил четверых, а остальные разбежались сами. До сих пор Гош заметно менялся в лице, глядя на эту баррикаду. По его словам, он потом несколько часов весь трясся. Чудом ведь уцелел… У Цыгана на этот счет было свое мнение. Он хорошо помнил себя едва очнувшимся и легко мог представить, с какими мыслями Гош лез на грузовик. Увидев препятствие, Дымов пошел его устранять. А бедолаги «тупые» первым делом хотели познакомиться. И пока они разглядывали чужака, тот прикидывал, как ловчее расчистить себе дорогу. Так что уцелел Гош вовсе не чудом, а, если можно так выразиться, злом.
Теперь на чек-пойнте несли службу просто так, на случай непредвиденных обстоятельств. Гостей со стороны Питера не было уже сто лет. Но месяц назад через мост ломанулась банда вооруженных оборванцев, промышлявшая до этого на той стороне реки и даже спалившая зачем-то пустую бензоколонку. Налет удалось отбить, банда, похоже, рассеялась, а на баррикаде шел повальный
Цыган отдал мотоцикл покататься, за что был вознагражден бутылкой теплого пива. Уже через минуту он отплясывал некое подобие канкана в обнимку с хохочущими девицами, и очень скоро одна из них, стройная и черноволосая, увела его в город, туда, где знала подходящий дом с подходящей кроватью.
Прежде чем ему окончательно полегчало, Цыган успел подумать, какой же он был раньше дурак. Конечно, «тупые» за прошедший год основательно подросли, они стали человечнее и многое вспомнили. Но все равно, на самом деле проблемы общения между «тупыми» и «проснувшимися» не было и раньше.
Просто, в отличие от «тупых», «проснувшиеся» чувствовали себя обманутыми, брошенными, несправедливо обделенными. И «тупые» оказались для них болезненным напоминанием о том, что когда-то этот мир был совсем другим.
А нужно было всего лишь поменьше задирать нос.
На высоком холме стоял раскрытый этюдник, а перед ним огромный мужчина задумчиво грыз черенок кисточки. Неподалеку пасся стреноженный конь.
Вдалеке над дорогой появилось облако пыли. Через несколько минут облако приблизилось, и стало видно, что его тянет за собой маленький красный джип. Машина подкатила к холму, притормозила, облако догнало ее и заволокло до полной невидимости.
– Здравствуйте! – раздалось в эпицентре облака. – Извините! Кхе! Тьфу! Ой, минуточку!
Из пыли выскочил, отплевываясь и тряся головой, молодой человек в камуфляже.
– Извините, что побеспокоил! Вы не скажете, далеко еще до поворота на Камыши?
– А зачем вам Камыши? – пробасил Большой подозрительно. Одну руку он сунул в этюдник и что-то там сжал.
– Ого! – воскликнул молодой человек. – Какая встреча! Собственно, чего я ждал… Здравствуйте! Пардон, так и не знаю вашего имени.
– Игорь. Но лучше – Большой. Не ошибетесь.
– Да уж. Слушайте, э-э… Большой. Отпустите вашу пушку, я безоружен. Я, собственно, в гости к вам. К Георгию. Мне Дядя Федор сказал, как проехать.
Большой медленно вынул руку из этюдника. В кулаке у него оказалась пачка сигарет.
– Видите ли, Олег, – произнес он менторским тоном. – Нездоровая подозрительность… Да, именно так, нездоровая подозрительность. В наших местах не одобряется. Здесь оружие носят открыто. Или не носят вовсе. Закон фронтира.
– Закон чего? – переспросил Олег.
– Фронтира. Приграничной территории. Если ходишь с пушкой – будь готов к тому, что другой такой же может в тебя выстрелить.
– А если без пушки?
– Значит, до тебя нет дела вооруженным людям. У них свои разборки.
– Узнаю мечтателя Дымова! – хохотнул Олег. – Как он?
– Плохо. – Большой закурил и отвернулся к этюднику.
– То есть? – насторожился Олег. – Болеет?
– Тоскует. А вы-то зачем сюда?
– Ищу друзей, – сказал Олег с подкупающе искренней интонацией. И широко улыбнулся. Чуть виновато – будто извиняясь за то, что до сих пор не нашел.