Молот и крест. Крест и король. Король и император
Шрифт:
Шеф распахнул массивные деревянные двери монастыря и вошел, сопровождаемый гурьбой викингов.
В монастыре разливалось сладкозвучное антифонное пение [31] – монахи стояли вдоль нефа двумя шеренгами, друг против друга, и призывали родиться младенца Христа. Прихожан не было, хотя двери для них были отперты. Священнослужители пели гимны ежедневно, независимо от присутствия посторонних. Ранним зимним утром они никого и не ждали.
Когда викинги в намокших одеждах двинулись по проходу к высокому алтарю, не обнажая
31
Хоровое пение, в котором попеременно звучат два хора.
Он кашлянул, не зная, с чего начать.
У ставшего за его спиной Гудмунда, шкипера со шведского побережья пролива Каттегат, таких сомнений и колебаний не возникло. Ему всю жизнь хотелось обчистить знатную церковь или аббатство, и он не собирался спокойно смотреть, как эту мечту похоронит разволновавшийся новичок. Он вежливо приподнял своего юного вождя и отставил в сторонку, затем схватил ближайшего хориста за черную рясу и выдернул в проход, после чего извлек из-под плаща топор и вонзил в алтарные перила.
– Взять чернорясников! – взревел он. – Обыскать, согнать вон в тот угол! Тофи, хватай подсвечники. Франи, я хочу вон то блюдо. Снок и Угги! Вы горазды лазать, видите истукана? – Он указал на распятого над алтарем Христа, скорбно взиравшего на пришельцев с немалой высоты. – Ну-ка, заберитесь и попробуйте снять венец! Отсюда золото не кажется фальшивым… Остальным перевернуть монастырь и забрать все блестящее! Я хочу вычистить это место, пока сюда не нагрянуло отребье из Йорка. Теперь ты… – Он подступил к настоятелю, который съежился на своем престоле.
Шеф встал между ними.
– Послушай, святой отец, – заговорил он, вновь перейдя на английский.
Знакомая речь вызвала у аббата оторопь; взгляд сделался как у василиска – страх пополам с лютой ненавистью. На миг Шеф замялся, затем припомнил, что в этом монастыре, как и во многих других, ворота были обиты кожей с внутренней стороны. Человеческой кожей, содранной с живых тел за грех святотатства, за посягательство на церковную собственность. Его сердце ожесточилось.
– Скоро сюда явится твоя стража. Если хочешь жить, придержишь своих людей.
– Нет!
– Тогда умрешь сейчас же. – Острие алебарды уперлось в горло священника.
– Сколько вам нужно времени? – Дрожащие руки хватали алебарду, скользили по ней, но не могли сдвинуть.
– Немного. Потом можешь пустить за нами погоню, авось повезет вернуть добро. Сделаешь, как я скажу.
За спиной у Шефа что-то трещало и рушилось. Гудмунд подтащил монаха:
– По-моему, это ризничий. Говорит, что казна пуста.
– Верно, – подтвердил аббат. – Все спрятано несколько месяцев назад.
– Что спрятано, то можно отыскать, – изрек Гудмунд. – Я начну с младших и покажу, что не настроен шутить. Один покойничек, второй, – глядишь, казначей и заговорит.
–
В свете разгорающегося дня Шеф разглядел пятно на стене. Это был лист пергамента с непонятным рисунком.
– Что это? – спросил он у настоятеля.
– Ничего ценного для таких, как ты. В раме ни золота, ни серебра. Это mappamundi, карта мира.
Шеф сорвал лист, скатал и сунул за пазуху. Настоятеля и монахов-хористов выгнали к толпе англичан, которые наконец оторвались от своих тюфяков и изобразили некое подобие боевого порядка.
– Нам сюда не вернуться, – буркнул Гудмунд, звякнув мешком.
– Мы и не вернемся, – ответил Шеф. – Скоро сам все увидишь.
Глава 7
Бургред, король Мерсии, одного из двух великих и еще не завоеванных викингами королевств Англии, задержался у входа в свои покои, отослал свиту и челядь, сбросил мантию из куньих шкур, дозволил снять с себя промокшие от снега сапоги, заменив их туфлями из сыромятной кожи, и приготовился насладиться моментом. Повинуясь приказу, его ждали юноша с отцом, а также этелинг [32] Альфред, который представлял его брата Этельреда, короля Уэссекса – еще одного уцелевшего крупного английского королевства.
32
Принц, князь в англосаксонской Англии.
Их тревожила судьба Восточной Англии: ее король умер и не оставил наследников, его поданные деморализованы и растеряны. Однако Бургред знал, что если он двинет войско и силой присоединит страну к Мерсии, то ее жители воспротивятся и англичане пойдут на англичан, как уже часто бывало. Но если поступить хитро, послать к ним их собственного человека – кого-нибудь благородных кровей и в то же время обязанного королю Бургреду решительно всем, включая приведенную с собой армию, – что ж, это они могут и проглотить.
Тем более что сей благородный и благодарный юноша был сыном столь полезного отца! Того, кто своим обликом (тут Бургред позволил себе мрачно улыбнуться) убедительно свидетельствовал против викингов. Кто отвергнет такое подставное лицо? И впрямь лицо – да с ним еще тулово.
Бургред молча благословил тот день, когда две лошади с двумя седоками доставили подвесные носилки с калекой из Йорка.
Очень кстати пришлась и юная красавица. Сцена вышла донельзя трогательная. Белокурый юноша с откинутыми власами пал на колени перед отцом, не успели того извлечь из носилок, и принялся молить о прощении за брак, заключенный без родительского согласия. После всего, что выпало на долю этой пары, ей можно простить и большее, но нет, молодой Альфгар воплощает собой дух праведности. Настанет день, когда этот дух возвысит Англию над всеми народами. «Благопристойность, – размышлял Бургред. – Gedafenlicnis».