Молот Тора
Шрифт:
— Может, он стал мрачным мизантропом.
— Саймон Мактавиш окружает себя друзьями, а врагов держит на коротком поводке. Вигвам Красного Мундира украшает блондинистая шевелюра того парня, чей мундир он носит, и ходят слухи, что он слопал бедолагу вместе с потрохами. Тем не менее Сомерсеты числят его в союзниках.
— Неужели британские аристократы водят дружбу с краснокожим людоедом?
— Эти родственнички, приятель, не так безупречны, как кажутся. Оба бывали здесь раньше и знают об этих краях больше,
— Какой скандал?
— Да разные ходят истории, — пожав плечами, бросил Пьер. — А я верю только тому, что сам вижу. Сесил опасный и искусный рапирист, я слышал, что он прикончил на дуэли одного офицера, а Аврора, как вы знаете, метко стреляет. В общем, тебе, Итан, лучше держаться подальше от Намиды. Ничего хорошего не получится, если ты встанешь поперек дороги Красному Мундиру или спутаешься с другой красоткой, если эта английская леди действительно положила на тебя глаз. Подыщи себе лучше какую-нибудь страхолюдину, чтобы не злить капризную Аврору. Все они, в сущности, одним миром мазаны, да только простушки отблагодарят нас куда щедрее.
Конечно, следовать его грубому, но разумному совету я не имел ни малейшего желания.
— Если та девушка из племени манданов, то она имеет полное право вернуться домой.
— Мне знакомы такие люди, как ты, Итан Гейдж. Ты не честолюбив, но зато стремишься спасти всех и каждого. Лучше одумайся. Иначе навлечешь на себя кучу дьявольских неприятностей.
— А мне знакомы такие, как ты, Пьер. Ты живешь одним днем, никуда не стремишься и лишь философствуешь о том, как славно ничего не делать. Ты закончишь жизнь без гроша за душой.
— Ничто не пропадет даром, если ты доволен прожитым днем, приятель.
— Но мы с Магнусом рассчитываем на будущее, не довольствуясь прожитым: нас ждут интересные поиски…
Я сам удивился тому, что вдруг вздумал встать на защиту нашей странной миссии и моего еще более странного спутника, гораздо более фанатичного и увлеченного, чем я.
— Если они увенчаются успехом, — добавил я, — то мы станем совершенно независимыми людьми.
— А в ином случае ваша жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Я прогулялся по окрестным стоянкам. Мне встретилось много женщин, немало среди них было и красоток, но ни одна из них не могла сравниться с Намидой — та обладала экзотической красотой, порожденной смешением кровей. Она и Лягушечка, побывав в главных продовольственных палатках, теперь несли корзины с кукурузой и копченым мясом к стоянке Красного Мундира в дальнем южном краю территории, занятой съехавшимися на сбор отрядами. Обдумав тактику, я решил поговорить с ней насчет качества хлеба. Прикупив свежий батон, я незаметно
— Вам нравится вкус этого французского багета?
Индианки смущенно остановились, Лягушечка неуверенно глянула на меня, но во взгляде Намиды сквозила скрытая надежда. Да, ей страшно хотелось избавиться от жестокого, пожирающего людей поработителя, и именно я мог дать ей свободу.
— Что это? — спросила она, глядя на батон.
— Хлеб, испеченный из белой муки. Вы еще не пробовали того, что едят бледнолицые? Стоит вам отведать наш хлеб или сахарную сдобу, и вы сразу захотите поехать со мной в Париж.
— Что такое Париж?
— Направление, в котором нам следует двигаться, — рассмеявшись, сообщил я. — Но вы живете за этими лесами?
— Там живут наши соплеменники. И там же есть камень со словами. — Она одобрительно кивнула.
— А в ваших краях есть еще что-нибудь специфическое?
— Я не понимаю такого слова.
— Что-нибудь удивительное или странное?
— Земля и небо, — сказала она, пожав плечами.
Так или иначе, возможно, ее слова связаны с молотом Тора.
— Вот, попробуйте батон. Давайте, поставьте пока ваши корзинки. — Я отломил горбушку. — Вкуснейший хлеб, когда свежий, и вояжеры, похоже, научились выпекать его даже лучше шотландцев. Да вот, попробуйте, какой он мягкий…
Внезапно что-то ударило меня в спину, и я рухнул лицом в грязь прямо с моим разломанным батоном. Женщины встревоженно вскрикнули и, подхватив с земли свои корзинки, перескочили через меня и торопливо пошли дальше. Я перевернулся на спину под раскатистый хохот наблюдавших за мной вояжеров.
Надо мной нависла фигура Красного Мундира, его торс отливал темной бронзой, зрачки глаз чернели как пистолетные дула.
— Ты говорил с рабынями? — с презрительной улыбкой процедил он.
Я корчился в грязи, изумленный и потрясенный.
— Черт возьми, я имею право.
Вновь неожиданно он ударил меня прямо в живот, да так, что я скорчился от боли, а после следующего удара я резко выгнулся, задохнувшись от возмущения и ошеломляющей боли. Его злобная жестокость выражалась в почти небрежных, но по-змеиному стремительных и по-бычьи мощных ударах. Я попытался подняться на ноги, но не смог даже вздохнуть.
Он буквально пригвоздил меня к земле пальцем.
— Женщины Красного Мундира, — угрожающе прошипел он.
Дернувшись, я вновь попытался подняться, побагровев от ярости, но готовый сразиться с этим мерзавцем, даже сознавая, что он вдвое здоровее меня. Его высокомерие привело меня в бешенство. Но тут чья-то рука сдавила мое плечо. Оглянувшись, я увидел Пьера.
— Остынь, осел, ты не имеешь тут никаких прав. Это не твои телки.
— Да черт возьми, я всего лишь предложил им попробовать хлеб.