Молот Тора

Дитрих Уильям

Но потом я осознал присущую им особенность: они были свободными. Нет, конечно, они соотносили свою жизнь со сменой времен года, с восходами и закатами нашего земного светила, но не строили никаких ограничивающих свободу планов, не вынашивали честолюбивых замыслов, не ведали ни о каких лидерах, церковных догмах или судебных тяжбах. Они просто радовались жизни. Их храмами были небеса и леса, они хранили верность роду и племени, их удел определялся лишь капризами погоды, а их науку наполняли магические знания. Их волновало только одно: независимость, возможность свободно жить там, куда влекли их желания или нужды. Конечно, они порой голодали, мерзли и болели, но

как же я сейчас завидовал их умению жить сегодняшним днем, жить в мире, не обремененном историческими реалиями прошлого и тревожным ожиданием будущего! Однако я не мог овладеть такой свободой, поскольку был рожден в другом мире; даже находясь в раю этой первозданной природы, я не мог полностью забыть о существовании грешного Вашингтона и Парижа, о далеких армиях и честолюбивых генералах, о богатом будущем с Зебулоном Генри и его сложными процентами. Почему вообще мне хотелось вернуться в тот цивилизованный мир?

Потому что здешний мир во многом страшил меня: безграничные просторы, томительное безмолвие, жизнь без надежды на материальные блага, в состоянии приятного усыпляющего бездействия. В конце концов, я не мог изменить собственную натуру. Индейцы в Детройте и Гранд-Портидже приобщились к порочной жизни, но я понял, что их развратило. Мои соплеменники променяли свободу на безопасность, дикую животную простоту и непритязательность на предсказуемые блага цивилизации. Я отказался от рая, но мне посулили сложные проценты. Меня манила необузданная свобода, но она же и пугала меня. Конечно, хорошо бы присоединить к нашим владениям Луизиану, но только если ее можно будет приручить. Сейчас там царила совершенно неизведанная и не укрощенная дикость. Порой по ночам я слышал, как по лесу перемещаются духи. А днем ориентировался практически только по рекам. В любой момент из-за кустов мог выскочить одержимый дикарь или свирепый хищник.

Я не смел признаться в своих страхах Пьеру.

Последовав совету индейцев, мы целый день тащили наше каноэ до очередной реки, на сей раз текущей на запад. Окружающая нас местность теперь напоминала саванну с перелесками и степями, бескрайними, изобилующими дичью просторами. Через два дня мы увидели первых бизонов. С медлительным спокойствием они брели вдоль берега, могучие горбатые спины этих быков переходили книзу в узкий спринтерский круп, казалось, природа подшутила над ними, соединив в одном творении половины двух разных животных. Их голову, покрытую густой спутанной гривой волнистых волос, увенчивали страшного вида рога, большие и темные бычьи глаза настороженно поглядывали на наше проплывающее мимо каноэ, а дрожащий воздух доносил до нас их сильный мускусный запах.

— Территория дакотов, — объявил Пьер.

При виде этих могучих быков я уже почти представил, что за следующей излучиной увижу мохнатых слонов. Порой, топчась на зеленой траве высокого берега, я представлял, что перенесся в Африку. В вышине, словно большие фрегаты, плыли массивные скопления белых облаков, сливающихся на горизонте с буровато-зелеными безлесыми просторами, в траве стрекотали насекомые, и стоило нам вытянуть ноги, как стайки саранчи, взлетев, проносились над нашими головами, точно косяки летучих рыб.

Погода преподносила нам совершенно неожиданные сюрпризы. Много дней над нами сияла чистейшая небесная синева, но случалось, что темные, словно дым, тучи вдруг вздымались на горизонте, пряча солнце за своим полуночным занавесом. При усилении ветра температура могла резко понизиться, степная трава бурыми волнами начинала резко клониться к земле, а оглушающий ветер дул с ураганной силой.

Иногда нас настигала гроза, грохотал гром, сверкали молнии, и тогда Магнус и Пьер выжидательно смотрели на меня.

— У меня нет инструментов! — кричал я. — Научные эксперименты связаны с инструментами и механизмами.

Им хотелось колдовства.

Потом вдруг начинал хлестать дождь или град, и мы покорно ежились, как дикари, пока над нашими головами бушевала стихия, окрашивая мир в серые, зеленые и пурпурные тона. Однажды мы увидели, как из тучи спустился черный столб и, подобно зловещему персту коснувшись земли, образовал странную, похожую на гигантский бараний рог, вихревую воронку. Но эти грозы и ураганы порой проносились над нами в считаные минуты, оставляя за собой лишь приглушенное грозовое ворчание. А когда вновь выглянувшее солнце быстро высушивало травы, то на наши распаренные тела с новой силой накидывались тучи насекомых.

В общем, мы то мокли, то сохли, истекали потом и страдали от голода, наедались до отвала пресным мясом, чтобы оно не испортилось, и, вымотанные греблей, засыпали беспокойным сном на жесткой земле. Иногда по ночам под бочок ко мне подкатывалась Намида, чтобы согреться, а когда мы, незаметно уединившись, занимались любовью, ее бурная страсть достигала поразительного исступления и она подолгу не хотела прекращать наши игры.

Но в глубине души я всегда понимал, что наши отношения кратковременны.

Намида и Лягушечка воодушевились, увидев знакомые им с детства родные степные земли, а Магнус, наоборот, расстроился.

— Здесь совсем нет больших деревьев. Нам нужно найти лесной массив.

— Сначала ты должен прочитать древние слова, — упорствовала Намида, — Те, что вы называете тайнописью. Да, да, мы должны найти нашу родную деревню и тот плоский камень!

* * *

Первое напоминание о том, что наши неприятности не закончились, появилось после того, как мы пересекли Северную Ред-Ривер. Пьер узнал ее по красноватой воде, поскольку название говорило само за себя. [35] Обрамленные трехгранными тополями речные берега заросли травой, поднимавшейся выше человеческого роста.

35

Red— красный (англ.).

— Так это та река, что бежит к Гудзонову заливу? — спросил Магнус.

— Да, в конечном итоге. Уж раз твои скандинавы пришли туда по морю, то сюда они могли доплыть водным путем, если решили исследовать южные земли. Ред-Ривер течет к озеру Виннипег, а вытекающая из него река Нельсон впадает в Гудзонов залив. Мы сейчас находимся в центре Северной Америки, а доплыть отсюда можно аж до самой Европы.

Магнус повернулся к югу.

— Значит, наш молот надо искать выше по течению?

— Трудно сказать. Для начала надо найти тот камень с письменами.

— И далеко еще до него? — спросил Магнус Намиду.

— Может, дней семь пути, — пожав плечами, сказала она.

— А по реке мы туда доберемся? — спросил Пьер.

— Наша деревня стоит на берегу реки, но я не знаю, в какую сторону она течет. — Намида махнула рукой в юго-восточную сторону. — Если мы пойдем туда, я сумею найти ее.

— Опять пешком?! — возмутился Пьер. — Меня не радует перспектива блужданий в этих лугах, там мы как пить дать попадем в ловушку!

— Но именно в ту сторону нам нужно идти, — сказал Магнус.