Молот ведьм
Шрифт:
— И вы в это верите?
— Если надежда на бессмертие — обман, то обмануты все великие и святые.
— Впервые встречаю человека, верящего, что не умрёт.
— Я этого не говорил, — поправил Винченцо, — но вообще-то, чем изощреннее наш разум, тем дальше он от понимания смерти.
Джустиниани открыл карты и заметил, как переглянулись Вирджилио с донной Гизеллой.
Пинелло-Лючиани замер с искривлённым насмешкой лицом, закусив губу и оторопело глядя на открытую им беспроигрышную комбинацию.
На новой раздаче, когда ставка, анте, выросла вдвое, к немалому удивлению Винченцо, ситуация повторилась. Ему снова пришли четыре туза с джокером. Его бесстрастное лицо, идеально подходящее для игрока в покер, исказилось злобной гримасой. Что опять за чёртовы шутки?…
Он невольно сблефовал, недовольство на его лице было воспринято как знак дурной раздачи. Торговаться он не стал, хотел было сбросить карты, но остановился. Какой бы дикой не была вероятность после перетасовки пятидесятичетырёхкарточной колоды выпадения тузового каре одному и тому же игроку, нельзя было совсем исключить её.
Пинелло-Лючиани несколько пришёл в себя.
— Стало быть, вы верите в бессмертие души? — продолжил он прерванный разговор.
— Почему нет? — удивился Джустиниани, — догмат бессмертия души — идея, многих устрашающая, но меня она утешает. — Он снова взял банк, заметив на лицах партнёров не досаду, но что-то странное, нечитаемое.
Их стол незаметно окружили: Элизео ди Чиньоло, Альбино Нардолини, Оттавиано Берризи и Энрико Бьянко стояли за спиной Вирджилио Массерано и молча переглядывались.
Третья раздача, несмотря на то, что маркиз долго и тщательно перетасовал колоду, ничем не отличалась от двух предыдущих. Те же четыре туза и нагло подмигивающий шут. Теперь Джустиниани окаменел. Чертовщина. На кону было около трёх тысяч лир.
Донна Гизелла с непонятной усмешкой спросила: «Опять тузовое каре, Джустиниани?»
Его партнёры переглянулись, и Винченцо, к своему изумлению заметил, как загорелись глаза Марио ди Чиньоло, как ликующе улыбнулась ему старуха Поланти, и как разрумянилось бледное лицо баронессы Леркари.
Лишь Пинелло-Лючиани был мрачнее тучи. Он резко поднялся, сбросил карты и вышел.
— У мессира Андреа плохо с финансами? — поинтересовался Джустиниани.
— Нет, у мессира Андреа плохо с завистью, — насмешливо обронила из-за спины Гизеллы Поланти тощая баронесса Леркари.
Поняв, что она видит причину раздражения Пинелло-Лючиани не в проигрыше, но в зависти его странному везению, Винченцо вздохнул и уныло спросил:
— Мессир Гвидо тоже был удачлив в игре, не правда ли?
Её светлость расплылась в ликующей улыбке и кивнула.
— О, да, но ему
Джустиниани печально вздохнул. Душа его отяжелела. Он не понял, отчего старуха так откровенно радовалась, и дал себе слово больше никогда не садиться за карточный стол, тем более что не был азартен и быстро уставал от игры.
Винченцо отказался было от выигрыша, но герцогиня расхохоталась: «Берите, Джустиниани, не смешите, вы не разбогатеете, мы не обеднеем…»
Он взял деньги, дав себе слово отдать их на благолепие храма Сан-Лоренцо.
— А почему господин Пинелло-Лючиани не верит в бессмертие своей души? — услышал Джустиниани.
Этот странный вопрос неожиданно задал ему и стоявшему с ним рядом Вирджилио Массерано Элизео ди Чиньоло.
— В бессмертие души обычно не верят люди определённого типа, — задумчиво обронил Джустиниани.
— Какого? — жадно спросил племянник маркиза.
— Не имеющие души, дорогой Элизео.
На сердце Джустиниани было сумрачно, он удалился от всех, уединившись на внутренней террасе палаццо.
— Ну, теперь-то вы убедились? — донёсся голос из бокового входа, закрытого от него побегами плюща. — Это все-таки он.
— Что с того? Мы так и предполагали, но если ни у подонков, ни у Убальдини ничего не получилось, что прикажешь делать?
Винченцо узнал голос, он принадлежал Пинелло-Лючиани.
— Я вам сразу сказал, что затея бессмысленна — погибни он, сундучок-то ещё достать и открыть надо, — это был голос Рафаэлло Рокальмуто.
— Почему бы все-таки не поторговаться? Он вроде не дурак, и если хорошо заплатить… — Джустиниани узнал и голос Альбино Нардолини.
— Не дурак? Пока я этого не вижу.
Нардолини возразил:
— А вам не кажется, что дуэль как раз и говорит, что он… давно все понял? Он ведь ненавидел Убальдини и хладнокровно рассчитался с ним.
— Вздор, Альбино, — прошипел Рокальмуто, — не Ченцо же его вызвал!
Последовал тяжёлый вздох.
— Ладно. Здравый смысл говорит: «Кого нельзя убить, нужно купить…» Поторгуемся. — Голоса смолкли.
Джустиниани задумался. Он понял, что речь шла о нём, и понял, что двух подонков на Понте Систо тоже нанял Пинелло-Лючиани, в чем он, впрочем, уже давно не сомневался. Убальдини тоже действовал явно по его указке.
Однако причин подобных деяний Винченцо по-прежнему не понимал, а стало быть, подлинно проявлял ограниченность ума. Логика подсказывала, что речь шла всё о том же проклятом «даре» дорогого дядюшки, и если дуэль в его понимании никак не была связана с дьявольщиной, но в тузовом каре чертовщина, безусловно, была.