Молот Ведьм
Шрифт:
— Вызову стражу, — пригрозил старик из-за двери.
— Что мне дадите, если скажу, что сделать, чтобы попасть к нему? — зашептал из темноты аптекарский подмастерье. Я залез в карман, нащупал тригрошик и бросил ему. Он поймал монету на лету, дыхнул на неё и спрятал за пазуху.
— Скажите, что у вас вести о Хелене, — засмеялся он и исчез в низу лестницы. Что ж, попробовать не помешает, я лишь надеялся, что не стал жертвой детской шалости.
— Хелена! — рявкнул я двери. — Хотите узнать о ней кое-что?
— Хелена? — заскрипел старик. — Говорите! Я не отзывался.
—
— Доктор Паллак? — спросил я и втолкнул его внутрь. В жилище воняло лекарствами и застарелой мочой.
— Что вы знаете о Хелене? — спросил он подозрительно. Я захлопнул дверь и задвинул засовы.
— Может войдём внутрь?
Он окинул меня оценивающим взглядом и нехотя кивнул. Потащился в сторону комнаты, изнутри которой доходил свет лампы. Он рухнул на разворошенную постель и указал мне место на хромом табурете, у которого вместо четвёртой ноги был подложен кирпич. Я поискал глазами другое место для сидения, а когда его не увидел, опёрся о стену. Дом лекаря состоял не только из этой комнаты, поскольку я увидел возле кровати закрытую дверь, но старик явно не собирался меня туда приглашать. Зато в спальне царил страшный беспорядок. На кровати были серые от грязи простыни и одеяло с вылезшими пучками перьев, под деревянной рамой стоял немалой величины оловянный ночной горшок (судя по запаху, был не пустым), а на полу были разбросаны осколки разбитой посуды, куски угля, и даже проржавевший дуршлаг и миска с какой-то красной жижей, в которой плавали трупы жирных мук.
— Говорите-ка, — ойкнул он и помассировал себе локоть. — Проклятая подагра.
— Не знаю вашей Хелены и даже не представляю, кто это, — сказал я открыто. — Я пришёл по другому делу. — На его лице мелькнула гримаса то ли разочарования, то ли злости. — Хочу узнать, вы лечили кого-нибудь в доме купца Шульмастера?
— А ваше какое дело? — рявкнул он. — Являетесь ко мне непрошенным ночью, чуть дверь не выломали…
— Меня прислал господин Шпрингер из замка, — объяснил я. — И отвечайте, пожалуйста, иначе вызову вас на официальный допрос.
— И кто ж вы такой, что…
— Меня зовут Мордимер Маддердин, — твёрдо произнёс я. — Являюсь лицензированным инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. А сейчас у вас есть желание позвать стражу? Он смотрел на меня с минуту прищуренными глазами, а потом его лицо сморщилось. Он фыркнул, брызнул фонтаном слюны и захихикал с разинутым ртом.
— Инквизитор, — прыснул он. — Вот тебе на. Люди в целом не встречают мои визиты смехом, разве что это нервный смех, полный беспокойства, или должный скрыть настоящие чувства навещаемого. Однако старик хихикал явно искренне.
— Я рад, что вас развеселил, — сказал я тёплым тоном.
— Не принимайте это на свой счёт. — Он махнул рукой. — Может… — Он осмотрелся по комнате, как бы раздумывая, что мне предложить, но в результате ничего не нашёл и махнул рукой повторно.
—
— Бывал, бывал. — Он поудобнее разместился на подушках и вытянул худые, отмеченные голубыми венами ноги. — Снимите мне, пожалуйста, пулены, — добавил он. — Мне тяжело нагибаться. Я вздохнул и исполнил его желание. Он зашевелил искривленными пальцами.
— Сразу легче, — пробормотал он. — У Шульмастера болела дочка, — объяснил он. — Но иногда даже медицинский гений немногим может помочь. Ибо, видите ли, медицина… — Он поднял указательный палец и явно готовился к какому-то выступлению.
— Чем болела? — прервал я его. Он фыркнул недовольно и засмотрелся в какую-то точку над моей головой.
— Обмороки, — произнёс он. — Общая слабость организма, нежелание есть. Впадала в сон, напоминающий летаргический. Потом даже не вставала с постели. Жаль девушку, так как она единственная дочь, и старый хотел удачно выдать её замуж. Он закашлял, харкнул и сплюнул в сторону ночного горшка. Не попал, и жёлто-коричневая мокрота прилипла к металлической ручке.
— Вы поставили диагноз? — спросил я.
— Ха, даже много диагнозов! — он почти крикнул шутливым тоном. — Жаль только, что ни один не был верным. Ну я и перестал её лечить, видя, что толку от меня нет.
— Не чувствуете ответственности за пациента?
— О какой ответственности врача за пациента может идти речь? Кроме, разумеется, моральной? — возмутился он. — Но неучи и профаны желают иметь право обвинять нас, опытных лекарей, в недостаточном мастерстве. Операция может удаться или нет, а простонародью нельзя судить, «что могло бы быть, если бы». Поверьте мне, — он покачал пальцем, — на слово, что даже через сотни лет ничего не изменится. Поскольку именно доктор является господином жизни и смерти, и руки прочь кого-либо от суда над ним.
— Только Бог Всемогущий является господином жизни и смерти, — тихо сказал я. — Не забывайте об этом, будьте добры. Мне были отвратительны его убеждения, и я мог лишь утешаться тем, что они также были отвратительны сильным мира сего. Не раз и не два слышали о лекаре, выпоротом или даже повешенном своим могущественным пациентом, и следует признать, что именно такое поведение приводило остальной врачебный сброд к некоторой трезвости взглядов. Поскольку по отношению к врачам следует использовать на смену кнут или ещё больше кнута. Только тогда их можно склонить к постановке правильных диагнозов и проведению операций со вниманием. Впрочем, бывают исключения, но…
— Я-я-я, — стал заикаться он. — Конечно, я ни в чём не хотел проявить неуважения к религии…
— Хотеть, это уж так, как проявить, — сказал я мягко. — Ибо в этом случае намерение и поступок суть одно. Но вернёмся к девушке…
— Так точно, господин Маддердин. Однако может присядете? Паллак как-то явно присмирел, а я только покрутил головой отрицательно, не желая проверять прочность поломанного табурета.
— Я только хотел сказать, — продолжил он немного погодя. — Что современная медицина была бессильна против болезни этого ребёнка. Никакие отвары, микстуры, мази, порошки и таблетки не помогали. И поверьте мне, я попробовал их много.