Молот Ведьм
Шрифт:
— Да благословит Бог госпожу, — вскричал он, уже не шепелявя, поскольку успел сожрать то, что у него было в миске. — И вельможного господина тож!
Я снова бросил ему монету, поскольку меня забавляло, каким образом он так ловко ловит денежку этой трёхпалой рукой. И ещё на улице до нас доносились его изысканные и с подъёмом выкрикиваемые благословения.
— Почтенный человек, — сказала он. О, да, — подумал я, глядя на её руку. — Вот только, в тёмном углу он бы без малейших угрызений совести обменял твою жизнь на один из этих перстней.
***
Он
— Я всего лишь нищий, — зашептал он лихорадочно. — У меня ничего нет, у меня ничего нет… Отпустите…
— Молчи, — произнёс я. — Не узнаёшь меня?
Я приблизился настолько, чтобы в лунном свете он мог увидеть разглядеть моё лицо. К сожалению меня заодно поразил гнилой, сладковатый запах, которым несло от его грязных лохмотьев. Почему люди так редко моются?
— Ах, уважаемый господин… — он перевёл дух, явно успокоившись.
— Смотри. — Я покрутил в пальцах золотую монету, так, что она заблестела у лунном свете. Видел, что глаза монаха чуть ли не вылезли на лоб, когда он на неё смотрел. — Ты поделишься со мной знаниями, а я с тобой имуществом. Что скажешь?
— Спрашивайте, ваша светлость, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от золота.
— Катрина Вассельроде.
— Славная, славная барышня, милостивый государь! Всегда готова одарить горемыку добрым словом и…
Я стиснул его плечо, он даже охнул. Я спрятал монету в карман и вытащил кинжал.
— Помимо золота у меня также есть железо, — сказал я. — Что выбираешь?
Он громко сглотнул слюну.
— Золото, золото, добрый господин, — заохал он. — Что хотите узнать?
— Катрина Вассельроде, — повторил я.
— Что я могу сказать? Если собрались приударить за ней, да простит ваша светлость, то поздно, барышня уже нашла…
— Кого?
— А такой молодой, богатый барчук из хорошей семьи…
— Кого? — Я снова стиснул его так, что он охнул.
— А дадите золото, господин? Дадите? Наверняка?
Я кивнул и улыбнулся ему.
— Племянник самого герцога Хауберга, — прошептал о и ответил мне беззубой улыбкой. — Могучий род, милостивый государь, на самом деле могучий род.
— И что герцог?
— Дык, они с настоятелем как бы друзья! — Старик чуть ли не возмутился, что я об этом не знаю. — Отец ездит в замок дважды в год, охотится с герцогом владетелем, а герцог владетель заплатил за нашу колокольню. Пошли Господь ему долгие лета.
— А Хальбен? Яков Хальбен? Слышал о нём? Он был другом настоятеля?
— Хальбен? — пробормотал он, а я сильно стиснул его за плечо.
— Только не ври мне! — рявкнул я.
— Да откуда друг, господин! Когда-то барышня Хальбенов и наша барышня водились вместе, а потом поссорились. Отче иногда, когда говорил «Хальбен», то бишь произносил фамилию, аж плевал через плечо, значит, что подлец такой и неблагодарный, скандалист…
—
— Чего? — Он уставился на меня.
— Соборование, — сказал я отчётливо. — Приходилось слышать? Это таинство… Почему Хальбен позвал настоятеля? Почему вообще ему исповедовался?
Монах фыркнул от смеха, а я скривился, потому что вонь, которой несло из его пасти, меня чуть не убила.
— Кто вашей светлости таких глупостей наговорил? — он фыркал, фыркал и не мог отфыркаться. — Хальбен скорее позвал бы дьявола, а не нашего отче!
Я ещё долго расспрашивал этого человека о друзьях семьи Вассельроде и о привычках настоятеля и Катрины. Но как потом смог узнать, только первая часть нашей беседы смогла принести благодатный урожай. Так уж бывает в инквизиторской работе, что с безнадёжным упорством и терпеливо мы должны искать зрелые зёрна среди плевел, и лишь иногда наши труды бывают увенчаны успехом.
— Ну хорошо, — сказал я в конце концов. — Держи на здоровье!
Я бросил ему монету, а он безошибочно её поймал и рассыпался в униженных благодарностях.
— Только помни: ни слова. Никому.
— А как же, ваша светлость! — Он стукнул себя кулаком в грудь, даже загудело.
Ложь была записана в его голосе, нарисована в глазах и на лице. Я был более чем уверен, что на следующий день, с самого утра, он выложит всё отцу настоятелю. В конце концов, он необычайно легко продал своего благодетеля чужому человеку, не так ли? Тогда что ему помешает продать чужого человека благодетелю?
Он даже не увидел, как я достаю кинжал, и не думаю, что почувствовал удар. Остриё мягко вошло под рёбра (это очень важно, чтобы не зацепить кости, ибо можно выщербить верхушку) и пробило сердце. Он осел на землю, а я оттащил тело в самую глубокую тень. Я не вытащил золотой монеты из судорожно сжавшейся руки монаха, поскольку Мордимер Маддердин не кладбищенская гиена, обкрадывающая мёртвых бедняков. А кроме того, я обещал ему награду и это обещание не собирался нарушать, хотя, помимо Господа Бога Всемогущего, не было уже никого, перед кем я мог отчитаться о его исполнении.
***
Каменный дом, принадлежащий семье Хальбенов был двухэтажным, построенным из жёлто-обожжённого кирпича. Доступ в него хранили мощные, обитые железом двери и колотушка с головой горгульи. Ставни, как на первом, так и на втором этаже, оставались закрытыми, а весь дом производил впечатление безлюдного. Я встал в тени, на другой стороне улицы, и долго рассматривал дом Хальбенов. Там ничего не происходило. Никаких суетящихся снаружи слуг, никаких гостей и посетителей, стучащих в двери. Лишь продавец дров какое-то время покричал, нахваливая свой товар, но вскоре запряжённая мулом повозка двинулась дальше. В паре десятков шагов от меня, на ступеньках лавочки со сластями и фруктовыми лакомствами сидел продавец в засаленном кафтане. Он подставил лицо солнцу. Я подошёл, ибо мало, что был соседом Хальбенов, так ещё по определённой причине меня заинтересовали продаваемые им товары.