Молот Ведьм
Шрифт:
— Имел-имел, — прервал я его. — Но в результате кончилось ничем. Мы сожгли троих, до двух десятков допросили, нескольких сняли с должности, немного церковных покаяний, пара недель на покаянную службу и ход. — Я пожал плечами. — Ничего особенного. Но ведьма была настоящей.
— Зато здесь есть кое-что особенное. — На этот раз Андреас наполнил наши кубки. — И обещает быть ещё интереснее. Только вот, — он снизил голос до шёпота, — если найдёшь в Виттингене ведьму, то я буду неделю угощать тебя ужином в лучшем трактире.
— Начни с начала, будь добр, —
— Хорошо. — Он потёр пальцем кончик носа. — Но сначала выпьем. — Он поднял кубок. — За что на этот раз?
— За справедливость? — предложил я.
— Очень хороший тост, — поддержал меня Андреас, и мы чокнулись кубками. Мы выпили до дна, и Кеппель сразу же снова налил нам вина до краёв.
— Ого, мой волшебный сосуд, — пошутил я. — Наполняется, прежде чем успеваю подумать.
— Монашки. — Он стукнул костяшками пальцев о стол. — Я тут задумался, то ли с этой горожанки началось, то ли с монашек… Но всё же с монашек. Хорошо. Итак, дело выглядело следующим образом. В монастырь ипполитанок приходил один батюшка-исповедник. И как это бывает с батюшками-исповедниками, поимел нескольких сестрёнок покрасивее.
— День как день, — пробормотал я.
— Ну да. Но одна из девиц пожаловалась аббатисе, та настоятелю исповедника, и дело в конце концов дошло до местного епископа… — Он разозлилась, что он её отодрал или что не отодрал? — спросил я.
— У батюшки были особые пристрастия. — Улыбнулся Кеппель. — Скорее подходящие к общению с молодыми людьми, чем с женщинами…
— Ах, так.
— Ну да.
— Впрочем, чему удивляться. Пример идёт с головы. В конце концов мы оба знаем, у кого тяга к охоте с молодыми дворянами, после чего он чересчур нежно заботиться о них в бане…
Конечно, это был намёк на общеизвестную слабость Его Святейшества, при чьём дворе карьера делалась именно на охоте и бане, а не в церкви или конторе. Однако я решил сделать вид, что не слышал этого замечания.
— Вдобавок у монашки начались видения, приступы безумия, — продолжал Андреас. — Она кричала, что была осквернена сатаной, которой прокрался в мужском обличье… — он рассмеялся. — Будто сатане надо прибегать к таким хитростям, а Мордимер? — Я кивнул ни к чему необязывающе.
— Однако всё вероятно кончилось бы ничем, если бы не одна мещанка. Прости, не помню фамилии, но это жена известного здесь красильщика. К несчастью, её исповедовал тот же батюшка, и она обвинила его, что он овладел ею во имя сатаны и склонял её к греховным обрядам и отречению от Бога.
— О, — сказал я. — Это уже что-то.
— Началось следствие. За него взялись местные инквизиторы, познакомишься с ними, это честные ребята. Знаешь, как это бывает, Мордимер, бабьи безумства, зависть, козни, происки, всякая там ерунда, короче говоря. Может быть и замяли дело. Батюшку отправили бы в монастырь на пожизненное, в худшем случае сожгли бы. И делу был бы конец. Но…
— Появился отец канонник, — догадался я.
— Вот именно! — Он поднял кубок. — За что в этот раз?
— За закон? — подсказал я.
—
— На чём это я? Ага, каноник. Приехал в Виттинген с несколькими семинаристами, личной охраной и грамотами из Апостольской Столицы. Начал с того, что взял под пытки не только исповедника, но так же монашек и жену красильщика…
— Очень правильно. В конце концов, пытки обвиняющих всегда приводят к расширению списка обвинений, — съехидничал я.
— Ну. Именно так и случилось. Сейчас мы имеем почти сто человек под арестом, запрет покидать город без разрешения каноника, допросы от рассвета до ночи, и, кроме того, каждодневные мессы, ходы, самоистязание, бичевание… — Он махнул рукой. — Сплошной цирк.
— Могу представить, — сказал я.
— Не думаю, что ты можешь представить. — Он серьёзно посмотрел на меня. — И не думаю, что ты можешь представить такое отношение к инквизиторам. Йохан Киттель, он руководил местной Службой, — объяснил Андреас, видя мой вопросительный взгляд, — пытался протестовать. Ну и быстренько получил вызов…
— В Хез, — буркнул я.
— Нет, Мордимер! Не в Хез. В Апостольскую Столицу! Мы узнали, что он ждёт приёма у Его Святейшества. А Замке Ангелов. Понимаешь теперь, что никто уже больше не протестует, и все стараются уйти с его пути.
— Понимаю, — сказал я. — И не понимаю.
— Ну как и мы все. — Он пожал плечами и снова подлил. — За что теперь? — Он смотрел на меня, и глаза его блестели.
— За счастливое завершение, — решил я, и мы залпом выпили.
— Уже это вижу, — он брюзгливо подытожил наш тост. — Но пусть будет. Хочешь посмотреть на деяния отца каноника? Поймёшь настоящее значение слов некомпетентность и отсутствие профессионализма.
— Мечтаю об этом, — буркнул я.
— Пошли, пошли. — Он поднялся с места. — Напьёмся потом. Я с сожалением посмотрел на бутылки, которые ещё оставались на столе, но послушно поднялся. Не скрою, меня интересовали деяния каноника, а кроме того, я надеялся найти какой-нибудь способ покинуть прекрасный город Виттинген. И я пообещал себе ближайшее время не жаловаться на ночёвки под открытым небом, на капающий на голову дождь и лишь бы какую еду. Ибо, как видно, бывали вещи и похуже, чем мелкие дорожные неудобства.
***
— Знаешь, что этот кабан придумал? — Кеппель щёлкнул пальцами. — Один из покоев на первом этаже ратуши превратил в допросную комнату. Вверху её, вдоль стены, идёт балкон, так те инквизиторы, кто не на службе, обязаны смотреть и слушать как проходят допросы. Чтобы, по словам Тинторелло, «закалять свою волю и смекалку в огне вопросов, задаваемых еретикам и колунам», — Андреас плюнул. — Пожалуйста, пойдём со мной, Мордимер, и я покажу тебе этот цирк вблизи.
— Хорошо, — ответил я. — Почему нет?