Молот Ведьм
Шрифт:
Я снова накрыл её мантией и встал.
— Дайте что-нибудь, чтобы, — я сделал паузу, — он заснула. Вы понимаете меня?
— Не знаю, правильно ли я…
— Правильно, — ответил я.
— Я не возбму этого на свою совесть, — неуверенно произнёс он.
Я склонился над ним.
— Тогда возьмите на мою, — прошипел я. — А потом займитесь другими заключёнными. Пусть их лечат, дадут им есть и пить. Вам заплатят из городской казны. Поняли?
— Да, магистр. Вы забыли мантию, — добавил он чуть погодя.
— Не забыл, — ответил я и вышел из камеры.
В ещё обернулся в коридоре и через решётку последний раз посмотрел на умирающую девушку. Я вспомнил слова её сестры, а потом приведённые старым врачом
— Тинтарелло, — сказал я в пустоту. — Это у меня тебе счёт к оплате.
***
Я ожидал, что мои братья-инквизиторы будут слегка обеспокоены таким суровым обхождением с каноником, но похоже он их исключительно допёк, раз они не чувствовали никакого опасения относительно мести посланца Апостольской Столицы. Впрочем ведь только Кеппель знал, что на самом деле не я представитель епископа. Остальные братья то, что я принял командование над городом, приняли за чистую монету и по этому поводу искренне радовались. Конечно вы можете спросить, любезные мои, почему ваш покорный слуга сыграл так не утончённо, хоть это несомненно принесло большое удовлетворение. Так вот, с самого начала, с минуты, когда я решился войти в большую игру, я знал, что на свете нет места для нас с каноником Тинтарелло. Понятно, его убийство не рассматривалось. Убей я его на глазах других людей, вызвал бы бунт инквизиторов, которые хоть могли разделять мои чувства, но не смогли бы согласиться с таким бесстыдным нарушением закона. В свою очередь тайное убийство также не было правильным решением. Каноник ходил, окружённый охраной, а если бы я приказал этих охранников арестовать, вину за каждое покушение возложили бы именно на меня. Кроме того, смерть Тинтарелло должна была стать лишь финалом спектакля, сценарий которого складывался в моей голове. Что важно, финалом, который с воодушевлением придётся поддержать каждому честному христианину. Но к этому финалу дорога была ещё далека. Сцена за завтраком также имела своё значение. Она создавала мнение обо мне как о человеке вспыльчивом и простодушном. Неспособном к утончённости, а лишь к выбиванию зубов и незатейливым шуткам. Возможно, если я буду вести себя с крайней осторожностью, мне удастся спасти голову. Несомненный успех и победа (временный-то временный, но всё-таки победа над каноником Тинтарелло) мы решили отпраздновать в трактире, где сгибающийся в поклонах трактирщик выделил нам целый зал в мезонине. И приготовил самые лучшие кушанья и самые лучшие напитки, на какие была способна его кухня.
Мы как раз ударялись кубками, вознесёнными в весёлом тосте, когда я увидел, как в нашем направлении мчится некая девушка. Корчмарь тщетно пытался её задержать, тщетно лакей схватил её за край плаща, оставшийся у него в руке. Когда она уже оказалась у нашего стола, Йохан Венцель молниеносно обернулся и схватил её в поясе.
— А куда это, барышня? — спросил он шутливо и потом заметил кинжал в её руке. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Он выбил оружие из её руки и ударил кулаком в челюсть. Девушка отлетела назад и упала на пол, разбивая табурет.
— Вот змея! — рыкнул Йохан.
— Знаю её, — сказал я и движением руки приказал корчмарю и лакею не покидать зал.
Я тщательно задёрнул занавес у эркера.
— Знаешь её? — удивился Вангард.
— И я её знаю, — сказал Кеппель, вглядываясь в лицо потерявшей сознание девушки.
— Расскажете нам? — загоготал Йохан.
Он посмотрел на меня, и смех застрял у него в глотке.
— Каноник допрашивал её сестру, — объяснил я. — А как вы наверняка отдаёте себе отчёт, девушка была невиновной. Я видел её, ибо она пережила расследование. Вот только я уже не успел приказать её освободить. А даже если бы
— А она, — я показала движением подбородка на потерявшую сознание женщину, — верно думает, что смерть сестры — моя вина.
— Позову стражников, буркнул Вангард. — Пусть её арестуют.
— Нет, — решил я.
Я подошёл к корчмарю.
— Забери её отсюда и приведи в себя, — приказал я. — Пусть возвращается домой и пусть больше здесь не показывается. Но пусть никто не причинит ей вреда. Только — я взял его за подбородок и поднял его голову так, чтобы он посмотрел мне прямо в глаза, никто не должен знать о том, что тут произошло, понял? Держи рот на замке и прикажи это же парню. Так?
— Согласно воле вашей светлости, — пробормотал он испугано и склонился в глубоком поклоне.
***
Она сидела на кровати и плакала. Я видел, что разложила перед собой какие-то платья, платки, шали, ларчик со скромными украшениями. Вероятно эти вещи принадлежали её сестре, которую девушка теперь вспоминала и оплакивала.
Я встал за её спиной и коснулся плеча. Она хотела крикнуть, но я закрыл ей рот рукой.
— Тииихо, — сказал я ласковым тоном. — Я не хочу причинить тебе никакого вреда. Хочу только поговорить. Ты не будешь кричать, так?
Немного подумав, она потрясла головой, может ободрённая моим спокойным голосом, а может зная, что у неё нет другого выхода. Я отпустил её и сел на табурет, стоящий на пару шагов дальше, у стены.
— Инквизитор, — сказала она, глядя на меня с ненавистью во взгляде.
Вытерла слёзы со щёк.
— Меня тоже хотите убить? — Спросила она, откинув голову назад, будто думала, что я сейчас же перережу ножом её открытую шею. — Мало вам крови?
— Ты слышала, что происходит в Виттингене, Сильвия? О том, что я приказал отпустить большинство узников из темницы ратуши? Что никого уже не допрашивают?
— Моей сестре ты не помог!
— Послушай, что скажу. Можешь мне верить или нет, но я не виновен в смерти Эммы. — я поднял руку, ибо она хотела перебить меня. — Когда я приехал в Виттинген, её уже допрашивали. И когда я принял власть над расследованиями, не жила. Мне жаль.
— Вам жаль, — мрачно рассмеялась она. — Зачем вы пришли?
— Дать тебе кое-что…
— Ничего от вас не хочу!
— Ох, это захочешь несомненно. Дам тебе месть, Сильвия. Уничтожу человека, который обидел твою сестру. Который приказал насиловать её и пытать. Который жёг её тело открытым огнём и раздирал её клещами. Который насмехался над её муками. Но ты должна мне помочь богоугодном деле.
Она долго смотрела на меня глазами, полными слёз, и на её лице боролись страх с надеждой и неверием.
— Вы обманываете меня, — прошептала она. — Скажите, чего вы хотите на самом деле?
— Хочу каноника Тинтарелло, — сказал я, склонившись. — А ты мне его дашь.
— Как? — отозвалась она чуть погодя.
Я встал и потёр руки, ибо в комнате было холодно, а в остывшем очаге были разбросаны лишь холодные, почти полностью выгоревшие угли.
— Послезавтра к тебе придёт мой человек. Узнаешь его сразу, ибо у него безобразный шрам на лице. Но не пугайся, потому что он явиться, чтобы помочь тебе. Он проведёт тебя к палаткам на ярмарке, возле которых каноник появляется каждый день около полудня. И тогда твоим заданием будет только…
— … убить его, — прошептала она.
— Дитя моё… — Я снисходительно улыбнулся. — Убить его, я и сам могу. Не в этом будет твоё задание. Просто налети на него, как бы в спешке или от невнимательности, улыбнись и мило попроси прощения. И дай событиям идти своим ходом.
— Не понимаю.
— Насколько я знаю каноника, он пошлёт кого-нибудь за тобой и предложит тебе встретиться. А ты любезно примешь предложение. Договоришься с ним на этот же день после захода солнца, в саду при храме Меча Христова. А точнее в розовой беседке.