Молотов. Полудержавный властелин

Чуев Феликс Иванович

— И коммунист хороший, и человек хороший, — говорит Молотов. — И очень, как бы сказать, настроен хорошо. Вологодский. Он не просто специалист, убежденный на деле, но гражданин Советского Союза сознательный. И преданный. Пробил себе дорогу самостоятельно, своей мыслью и работой.

А насчет Туполева были сведения, что он был тесно связан с парижским комитетом антисоветским, который создали эмигранты, богачи в Париже и в других городах Франции и Германии. Но потом он все-таки сблизился с советскими людьми и вел себя очень неплохо.

Конечно, белогвардейцы не хотели выпускать его из своего поля. Видят, что он у большого дела стоит. Он якшался с ними довольно

долго. Но потом, по-моему, честно работал. В конце концов, в зрелом возрасте и при первоначальном отрицательном отношении пришел к Советской власти. Повернулся неплохо, неплохо.

Всех лучших конструкторов авиации знаю — разного характера люди, есть вполне сложившиеся, дружественные, хорошие, а есть скептически настроенные.

— А с Поликарповым вам приходилось сталкиваться?

— На заседаниях. В деловой обстановке, на заседаниях.

— Его считали «королем истребителей».

— Да, он начал, конечно, это дело. На первой стадии занял хорошую позицию в технике самолетов. Но, по-моему, он был человек религиозный, старого такого закала…

Туполев — такого предпринимательского характера. Ильюшин был более, конечно, чистый человек.

— Сталину приходилось с ним встречаться?

— Много раз. И по деловым вопросам, по авиации. Сталин к технике имел чутье большое. «Летающий танк» у Ильюшина замечательно получился. А Ил-1 Cталин поручил ему сделать.

— Авиации Сталин много внимания уделял?

— Много, много. Одно из главных его довоенных дел, — говорит Молотов. — Заседаний было много, не специальных, по разным вопросам, и обязательно Ильюшин участвовал.

29.04.1983, 14.10.1983, 01.08.1984, 30.04.1986

«Почему я был отстранен?»

…Разговор о репрессированных делегатах XVII съезда партии.

— Допустим, в состав ЦК входят восемьдесят человек, из них тридцать стоят на правильных позициях, а пятьдесят не только на неправильных, ж> являются активными врагами политики партии. Почему большинство должно подчиняться меньшинству?

— Вопрос неправильно задан, — отвечает Молотов.

— Но дело в том, что в таком виде его задают многие.

— Все сделано Хрущевым, чтобы в таком виде ставился этот вопрос. Все сделано для этого. Все сделано. Во-первых, насчет демократического централизма. Диалектика материалистическая распространяется на демократический централизм? Так слушайте, не было такого положения, чтобы меньшинство исключило большинство. Это постепенно происходило. Семьдесят исключили десять — пятнадцать человек, потом шестьдесят исключили еще пятнадцать. Вот в порядке большинство и меньшинство.

— Это свидетельство блистательной тактики, но еще не свидетельство правоты.

— Позвольте, но это соответствует фактическому развитию событий, а не просто тактике. Постепенно вскрывалось в острой борьбе на разных участках. Кое-где можно было потерпеть: держали, хоть и не доверяли. Кое-где нельзя было терпеть. И постепенно — все это было в порядке демократического централизма, без нарушения формального. По существу, это привело к тому, что в составе ЦК осталось меньшинство из этого большинства, но без формальных нарушений. Так что это не нарушает формально демократического централизма, такой постепенный, хотя и довольно быстрый процесс очищения путей.

— В течение двух-трех лет.

— Но это же имеет громадное значение! Одно дело — Февральская революция, одни условия борьбы. Октябрьская — уже социалистическая

революция, восемь месяцев, а какой колоссальный сдвиг, и другие уже люди… Складывается иное положение. А два-три года могли показать, кто где, гниль еще держалась незаметно, человек уже прогнил и не заслуживает доверия как руководитель, поэтому тут историческую сторону надо учитывать, материалистическая диалектика, она имеет громадное значение, и если разобраться конкретно в этих событиях, то это никакой не переворот меньшинства против большинства, а это историческое нарастание событий и расчистка путей. Это очень существенно. Более конкретно надо судить по историческому периоду и по группировкам, которые тогда складывались. А также и по тому прошлому, которое оставило этих людей. Борьба с троцкизмом — она не все троцкистское выключила из состава не только партии, но и центральных органов. В этот период уже главной была борьба с правыми, они наиболее гибко примыкают к партии, тогда партия считала это главной опасностью. После разгрома кулачества, после полной коллективизации правых оказалось, то есть обнаружилось, гораздо больше, чем допускали. Это было главной опасностью.

— Семнадцатый съезд вошел в историю нашей партии под названием. «Съезд победителей».

— Вот эти названия — как будто они что-нибудь определяют! Это агитационное название.

— На XVII съезде никаких оппозиционных вопросов не выдвигалось?

— То, что было открыто, Политбюро знало. Но все невозможно знать, просто невозможно, пока какой-нибудь повод не будет для этого. Я вам скажу, чтобы некоторый свет бросить на это дело, вы как считаете Хрущева — правым, левым, ленинцем — что? Хрущев, он сидел в Политбюро при Сталине все сороковые годы и начало пятидесятых. И Микоян. Чистили, чистили, а оказывается, правые-то в Политбюро сидели! Вот ведь как это сложно! Так вот, по таким, я бы сказал, цифрам и по таким формальным признакам нельзя понять это. Нельзя понять. Такие были глубокие изменения в стране, в партии тоже, что вот даже при всей бдительности Сталина освободиться от троцкистов и правых… В Политбюро и при нем все время сидели, особенно правые, которые наиболее приспособленчески умеют вести себя. Настолько гибкие, настолько связаны с нашей крестьянской родиной, настолько крепко связаны, и так этот мужик умеет приспособиться через своих идеологов со всем переливом и изгибом, что разобраться, где тут начинается троцкизм и особенно где начинаются правые, — это сложнейшая тема, сложнейшая.

Они во многих случаях ведут себя не хуже, чем настоящие ленинцы, но до определенных моментов. Как Хрущев. Когда был еще Сталин, он на XIX съезде был докладчиком по организационному вопросу. Я открывал съезд XIX…

Но мне посоветовали — у меня и теперь еще лежит речь страниц на двадцать на XIX съезде партии, — все Политбюро говорит: «Не выступай! Сталин будет недоволен, не надо, не выступай». Ничего особенного у меня не было, конечно, все было в пользу Сталина в конце-то концов, никто не знал текста моей речи, а вот — не вылезай, не надо тебе выступать!

— Почему?

— А почему я был удален из Политбюро после — XIX съезда в первый же день? Фактически. Нет, и формально. Да, да, вы этого не знаете.

— Но во всех газетах… Вы были в Президиуме ЦК…

— Президиум — двадцать пять человек. Это было в уставе предусмотрено. А собрался Пленум, надо было выбрать Бюро, выбрали Бюро без Молотова и Микояна. В состав Президиума я входил, в состав двадцати пяти, но он не собирался почти. А бюро — десять человек, но это не было опубликовано. Берия и Хрущев вошли.