Моменты счастья
Шрифт:
Алексей Топорков
189
1990 год. Я курсант четвертого курса Ленинградского вуза. Хитрым замыслом удается отпроситься на все выходные, и первым же поездом уезжаю в Ригу к любимой.
Поезд прибывал в пять утра с хвостиком. Не стал ждать первого троллейбуса и пешком отправился по улицу Суворова в Пурвциемс. Рефреном в голове звучал припев Любэ «А я дойду..». Был счастливее всех на свете – я приехал домой, где меня ждала будущая жена.
Дмитрий Чернобаев
190
Октябрь, а солнце греет, как летом. Мы сидим в Узком на берегу пруда и пьем
Нина
191
Я счастливый человек. Во многом своим счастьем я обязан своей бабушке, которая воспитывала меня с братом. Ее в этом году не стало, но ее истории я буду помнить всегда. Одну из них она особенно часто повторяла. Думаю, что в эти минуты она была счастлива.
Вот эта история. Теплая кубанская осень 1943 года, окраина станицы Елизаветинской. Мне почти шесть лет. Я, переделав все домашние дела, убежала играть на улицу. А домашних дел, по крайней мере, у меня, младшей из девятерых детей, стало меньше после того, как немцы отобрали всю нашу домашнюю живность и главное – нашу Калинку. Мама целыми днями ходит грустная, но я-то знаю, что грустит она не от того, что жалко ей кур и утят, не от того, что боится она нищеты, – ведь смогла же наша большая семья выжить после того, как в 1937 году забрали папу. Она грустит, потому что не было давно писем с фронта от единственного сына Якова. Грустим и мы с сестрой Дашей, глядя на маму. Особенно грустно тихими вечерами, когда красное солнце, молча, скатывается по чистому небу за горизонт. Но накануне вечером нам было очень даже хорошо: маме принесли целый бидон меда. Они не сказали откуда, но я так думаю, что от маминой тетки. В тот вечер у нас был самый вкусный ужин – домашний хлеб и мед. После мама сказали Даше взять сапу (т. е. тяпку, на кубанской балачке) и идти за ней. Я тоже пошла: дома одной оставаться страшно. Но как только вышли за калитку, я вспомнила, что в это время на тропинках и в траве полно жаб, и мне стало не только страшно, но и противно. Пришли к ивам, что росли за огородами, на полянке где мы, дети, играем обычно. Закопали бидон, аккуратно уложили траву на место, чтобы не видно было, и вернулись спать.
Сегодня такой хороший день: ясное небо. Позже, после обеда, мы пойдем купаться на Кубань, а пока можно поиграть на полянке. Но в полдень из соседских детей тут почти никого нет. Только вредные Мишка да Варька. Они часто выходят играть к нам с намазанным горчицей хлебом. Когда они приходят, с запачканными лицами, любая, даже самая оживленная игра приостанавливается – мы все заглядываем им в рот, ведь мало кто из нас всегда сыт. Мама говорит, что, когда придут наши, то их деду станет не так хорошо жить, ведь он предатель и полицай.
«У-у-у, пухлый Мишка и вредная Варька, как же вы мне надоели! Сейчас я вам покажу, что и у нас кое-что есть, что и нам можно завидовать, ведь у нас есть целый бидон меда», – думаю я. Подбегаю к самой крайней иве, к той, где раньше была качеля, где теперь закопан наш мед, висну на ветке. Прыгаю вверх и вниз и кричу: «А здэсь матэ мэд закопали. А здэсь матэ мэд закопали». Повторяю нараспев и прыгаю. Какое счастье! Пусть слышат все. Но почему Мишка и Варька не слушают меня? Чем это они там заняты? Кричу громче: «А здэсь матэ мэд закопали и вечером мы будемо його йысты». Подбегает Даша, бьет меня по спине и тянет вниз. «А ну прэстань, сабача мать! Хочешь, шоб их дэд отнэс мэд нимцам?!» – говорит, вся растрепанная. А я продолжаю еще громче: «А здэсь матэ
Вечером мама пошла перепрятывать мед, но меня с собой на этот раз, как я ни просила, не взяла.
Антонина и ее внук
192
Сейчас лето 1977 года. Я теперь второклассница, но это будет 1 сентября, а сейчас я иду в летний школьный лагерь. Дорожка, солнце такое теплое и мой желтенький костюмчик, который сшила мне мама. «Я такая счастливая! Просто счастливая», – думаю я.
Юлия Панкова
193
Утро. Муж сосредоточенно смотрит в монитор. Что-то по работе… Я, проходя мимо, пытаюсь его поцеловать, он отмахивается, потому что мешаю. Я снова прохожу мимо и целую его в голову. Он недовольно хмурится. Затем я надеваю шорты на голову и начинаю танцевать перед ним. Не сразу, но он замечает, что что-то происходит. Начинает смеяться, я продолжаю кривляться, а затем… мы танцуем вместе. Счастье!
Анна Шустова
194
Октябрь двухтысячного. На юрмальской даче мы отмечаем день рождения нашего друга Каспара. Мы выходим на улицу подышать и посмотреть на звезды. Там – зябко, и мы уже жалеем, что покинули теплую комнату с камином. Но мужественно кутаемся потеплее и поднимаемся на горку. Плюхаемся на листву и, прижавшись друг к другу, смотрим на луну, отражающуюся в реке. Вдруг кто-то предлагает на нее повыть… И вот мы, двенадцать трезвых еще, в общем-то, человек начинаем выть, подражая волкам. Сначала был кураж, а потом все началось по-настоящему. Мы выли с удовольствием. В нашем вое была боль, радость, страдание, решительность и обреченность, там были опыт и предвкушение, в нем слышались обиды и надежды… Что это было? Массовый транс? Не знаю. Знаю, что был абсолютно счастлив тогда, сидя с друзьями и воя на луну.
Алекс Дубас, радиоведущий
195
Август 2011 года. Мы сидим на балконе, он вдруг спросил: «А поехали на Казантип?» Я не поверила. Уже спустя три дня и две тысячи километров украинских дорог мы оказались в другой вселенной, полной радости, музыки, света, солнца, моря. Вокруг нет ничего, кроме улыбок, сансетов и ощущения остановившегося времени. Говорят, счастье длится мгновение, и из таких мгновений состоит жизнь, но сейчас наше «счастье» длится две недели, а на потом – еще две, а потом еще и еще… Мы инфицированы.
Ромашка Камшайнова
196
История моей прабабушки. 5 апреля 1942 года. Блокадный Ленинград.
Мой день рождения. Дочь приходит домой после двух рабочих смен на заводе. Приходят сын с невесткой. Мы все живем вместе в коммунальной квартире на Пряжке. Так легче и теплее. Будет праздничный ужин: гороховый суп с хлебом. Настоящий кофе (последний от купленных двух килограммов в первые дни осени, когда объявили о блокаде) и сахарин.