Моменты
Шрифт:
Он выглядел безмерно довольным собой.
— Теперь я вижу, что достиг цели.
— Сверх самых твоих безумных ожиданий, — призналась она.
— Ну, открывай свой подарок.
Она распустила ленточку и увидела под бумагой ювелирный футлярчик. Она, конечно, поняла, что там найдет, и почувствовала себя неловко. Она не могла носить ни сережки, которые Амадо подарил ей на Рождество, ни браслет, присланный им в коробке с розами на Валентинов день ни элегантное колечко, которое он спрятал в торте в день ее рождения, без ощущения, что рекламирует
— Амадо, в этом нет необходимости. Я была бы счастлива и...
Он едва мог удержаться от нетерпеливой улыбки.
— Элизабет, ты сначала загляни внутрь, прежде чем говорить.
Элизабет нерешительно откинула крышку. Это оказалось еще хуже, чем она представляла. Значительно хуже. Она пыталась придумать, чтобы такое сказать, не сводя глаз с камня в центре. Существовали государства в третьем мире, годовой бюджет которых был меньше, чем цена этого изумруда, не говоря уж об алмазах, обрамлявших его, и тех, что образовывали собственно ожерелье.
— У меня нет слов, — сказала она ему.
Это, во всяком случае, было правдой.
— Можно я надену его на тебя?
— Пожалуйста. Не думаю, что мне это удастся самой.
Амадо обвил ожерелье вокруг ее шеи. Камни, касавшиеся ее кожи, были холодными. И тяжелыми.
— Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя, — сказал Амадо, разворачивая ее.
Рука Элизабет двинулась к горлу, чтобы коснуться этого изумруда. Да, подобные штучки носят кинозвезды, а не дочь Билла и Анны Кэйвоу. А потом она вспомнила о замечании Эланы на Рождество при виде Элизабет. На ней тогда были сережки, подарок Амадо. Этаким театральным шепотком, когда Элизабет проходила мимо, Элана сказала Эдгару:
— Это все, конечно, шаблон, но, честно говоря, я боюсь. Единственное, что отличает взрослых мужчин от детей, — это цена их игрушек. Очень плохо, что папа не выбрал что-нибудь такое, чтобы мы все могли этим пользоваться. Что-нибудь вроде яхты или самолета.
Губы Элизабет растянулись в улыбке, когда она прикинула, какой должна быть реакция Эланы на этот, самый последний подарок ее отца.
— Ну? — подстегнула она Амадо.
Он потряс головой, словно бы в разочаровании, но в его глазах промелькнула озорная искорка.
— Ты затмеваешь эту вещицу. С тобой ничто не может сравниться. Думаю, нам придется вернуть его.
И это мгновение с захватывающей дыхание мучительной болью напомнило Элизабет о том мужчине, каким был Амадо, когда они поженились. Да неужели это было всего год назад? Она бы с радостью отдала все камни из этого ожерелья, чтобы вернуть назад того Амадо, хотя бы на одну ночь! Отвечая на его игривость, она посмотрела на него с вызовом.
— Ты просто пытаешься отобрать у меня это ожерелье. Я же знаю всю эту официальную чепуху о том, что девять десятых судебных процессов — это тяжбы о собственности.
Амадо подошел к ней, и на какое-то мгновение она подумала, что вот сейчас он заключит ее в объятия и поцелует. Сердце ее радостно забилось, и она поверила, что этот кошмар, в котором
Права она оказалась наполовину. Он действительно поцеловал ее. Но губы его прижались к ее щеке, а не ко рту. Ей пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свою досаду.
— Спасибо, Амадо, — сказала она. Эти единственные слова, пришедшие ей на ум, лежали на поверхности. — Это самый прекрасный подарок, который мне когда-либо дарили.
— Носи на здоровье, Элизабет.
Прежде чем он успел отвернуться, она заметила, да-да, безусловно, печаль в его глазах, под стать ее собственной. Она хотела было спросить его об этом, но когда он опять повернулся к ней, его стальные доспехи снова скрыли его.
— Ну, пойдем? — спросил он.
— Нам надо поговорить о том, что с нами происходит.
Время явно неудачное. Элизабет понимала это, еще не выговорив этих слов. И все-таки не могла остановить себя.
— Да, — согласился он. — Только не сегодня вечером.
— Ты в самом деле так считаешь?
Он довольно долго пристально смотрел на нее, а потом, как бы уступая борьбе, бушевавшей и в нем, наклонился и поцеловал ее. На этот раз их губы встретились. Не было ни колебаний, ни сомнений в том, что он хотел ее так же сильно, как и она его. В жилах Элизабет вспыхнул огонь. Она открыла рот и поцелуй их становился все глубже, а она прижималась к мужу все теснее. Но тут поцелуй закончился так же внезапно, как и начался.
— Никто не стал бы скучать без нас, если бы мы и опоздали на несколько минут, — тоном предложения сказала она.
Амадо улыбнулся и крепко сжал ее в объятиях.
— Где-то когда-то я, видимо, сделал нечто удивительное, чтобы заслужить тебя. Только твои терпение и понимание поддерживают меня.
Но это была признательность вместо чего-то совершенно иного, чего она хотела от него.
— Амадо, я скучаю без тебя.
— Я всегда буду здесь, всегда с тобой. Столько, сколько я буду тебе нужен.
— Значит, ты будешь здесь вечно.
Он прижался губами к ее лбу.
— От твоих губ и до могилы, моя дорогая.
ГЛАВА 17
На безлунном небе было трудно различить линию горизонта и определить, где кончаются звезды и начинаются огни в долине. Стояла глубокая ночь. Элизабет засучила рукава легкого свитерка и, опершись на перила, бездумно смотрела в густую темноту. Затем она пересекла террасу, подумав, что, быть может, прогулка развеет грустные мысли, утомит и тогда захочется спать. Но тут она вспомнила, что в коттедже «гости». В половине третьего ночи они, несомненно, уже спали, но Элизабет не хотелось рисковать: если Элана или Эдгар увидят ее в саду, сплетен не избежать. Поэтому она отказалась от прогулки, уселась в одно из кресел на террасе и стала слушать сверчков. Спустя некоторое время Элизабет подтянула колени и положила на них голову.