Монах Андрей. Жизнеописание. Воспоминания духовных чад. Молитвы и советы
Шрифт:
Василий Петрович всегда вспоминал свою любимую тетушку Марию, родную сестру отца, и молился за нее. У Марии Степановны не было мужа, но был ребенок. Что-то побудило мать-одиночку продать родительский дом и остаться без крова. Зимы на Брянщине были холодные и голодные. Мария скиталась по чужим дворам, чем питалась – Господь знает. Жила как птичка, сама делилась последним, что у нее было, но чаще всего делиться ей было нечем. Придет, бывало, к дому брата Петра, сядет с ребеночком на лавочке, посидит, погрустит, да так и уйдет. Подать-то было нечего, у самих семеро по лавкам. Но когда Мария добывала где-то немного муки, она пекла лепешки и относила их прямо в школу, зная, что Вася часто уходил на учебу
Бабушку и дедушку по отцовской линии Василий почти не помнил: бабушка умерла рано, в детской памяти остался только облик дедушки Степана. Дед принадлежал к сельской интеллигенции, работал в Дубровке почтовым служащим и ходил с тросточкой. В форменной одежде он выглядел нарядно и строго, как все почтальоны того времени. Родоначальником фамилии Пантюховых в XVIII веке был казацкий полковник Пантюха Кривонос, соратник Богдана Хмельницкого, родной брат Максима Кривоноса. Пантюхе и его потомкам принадлежала деревня Кривоносовка, расположенная у границы нынешней Брянской области, где сходятся земли России, Украины и Белоруссии. Позже, в XIX веке, Пантюховы породнились со шведскими Кноррингами, а через них вошли в родство с Голицыными и Нарышкиными.
Родителей матери Василий знал хорошо. Дедушка Кирей был вроде странника, все куда-то уезжал. Бабушка Акулина никогда не говорила и, казалось, не знала, где он бывает, а среди деревенских соседей ходил слух, что он побирается по поездам, просит подаяние Христа ради. Да и сама бабушка Акулина была точно блаженная, прозорливая и смиренная. Как только в семье ее старшей дочери Анисьи начинались какие-то размолвки, ссоры, бабушка тут как тут, сядет на лавочку в уголочек и молится. Повздорят ли внучата, она возьмет за ручку обиженного ребенка и уведет к себе, угостит чем придется, хоть сухой корочкой с вареной свеклой. Бывало, нарежет свеколки, положит на хлеб и подает Васе: «Отведай, какова она».
В 1940 году семья Пантюховых проводила в армию старшего из сыновей, Степана. Провожая его, бабушка Акулина словно знала, что больше не увидит внука, и долго-долго сидела на пригорке. А вскоре отдала Богу душу. Василий Петрович рассказывал своим духовным чадам, что когда бабушка почувствовала приближение кончины, то позвала к себе дочерей, те встали возле нее на колени и плакали, а она давала им наставления и всех благословила. Только ее любимого старшего внука уже не было в деревне. Степана направили в Кронштадт, а оттуда его взяли на флот.
Вася помогал семье по хозяйству. С весны до осени на нем лежала обязанность пасти корову и свинью. С коровой справлялся легко. Считается, что корова – неловкое, неповоротливое, не самое догадливое животное. Но вот что рассказывал Василий Петрович: «Бывало, ведешь корову в поводу – одной рукой, а другой опираешься на палочку. Спуск в овраг крутой, но корова послушно идет след в след, не пытается тебя обогнать. Ни одного лишнего или неловкого шага не сделает, не толкнет, не порывается сойти с тропы, – так она меня понимала. А тяжело было со свиньей: только засмотришься, она – в огород рыть картошку, и попробуй ее оттуда выгони».
Летом в ежедневные обязанности Васи входило нарвать ведро щавеля в овраге, который начинался сразу за огородом. Это место имело свое чудное, необычное название – Чичитинка. Там можно было спрятаться от посторонних глаз и утолить острый голод нежными, особенными на вкус, съедобными луговыми травками, а осенью еще и орешками с кустов лещины. Бывало, он проводил в Чичитинке целый день, и никто его не искал. Когда в жизни маленького Васи случались горести и обиды, он убегал в этот овраг. Упадет в траву – кругом цветы полевые, лежит, греется под солнышком и смотрит на небо, где над ним кувыркается и поет свою звонкую песенку жаворонок. И так отступала боль. От восторга перед красотой
В детстве с Васей произошло несколько случаев, когда Господь спасал его в крайней опасности. Один раз Вася с дружком перевозили на телеге сено: мальчик вел лошадь под уздцы, а Вася сидел на возу, накинув на себя вожжи. Спускались с горки. Трудно сказать, как все произошло, но вожжами, обвившимися вокруг шеи, Васю притянуло к колесу телеги. Сделай лошадь хоть еще один шаг, и петля задушила бы ребенка. Слава Богу, в тот момент что-то заставило мальчика-поводыря оглянуться. Увидев друга в отчаянном положении, он сразу осадил лошадь и для быстроты перерезал вожжи острой косой. Вася повалился на землю почти бездыханный.
Милость Богородицы в «черном октябре»
Военные годы были трудные, голодные, а жизнь непомерно тяжелая, такая, что современный человек даже не может себе представить, да и слава Богу. Период продвижения к Москве германских пехотных и танковых войск осенью 1941 года вошел в историю как «черный октябрь». В течение каких-то семи-восьми дней образовались так называемые Вяземский и Брянский котлы, в которых оказались окруженными войска трех наших фронтов.
Линия фронта перекатилась через Дубровский район еще летом. Дубровка находилась под оккупацией с 8 августа 1941 до 24 сентября 1943 года. На захваченной территории германские войска устанавливали свой орднунг, «новый немецкий порядок». Во всех населенных пунктах принимались меры охранительного характера: запрещалось выходить на улицы с шести часов вечера до пяти утра, у населения изымались радиоприемники, велосипеды, лыжи, устанавливался строгий пропускной режим. Ходить в лес можно было лишь по разрешению властей.
Многие русские люди за времена гонений на Церковь отвыкли жить со своей верой, с Богом, разучились молиться. Немецкие власти якобы несли им религиозную свободу и не препятствовали возобновлению церковных служб, а лютеранские пасторы, находившиеся в войсках, даже совершали крещение, правда, по своему протестантскому обряду. Подмосковный поэт Анатолий Липин вспоминал свои крестины в оккупированном городе Краснодоне:
В один из дней суровых, грозных —мелькал войны калейдоскоп —в огромной бочке на мороземеня крестил немецкий попв шинели, рясою прикрытой.Испуганных мальчишек ряд…А снег сиял, как на открытках,им присланных из Фатерлянд.Попытки немецких миссионеров обратиться к религиозности русского народа и «перекрестить» его в свою веру были обречены на неудачу: население видело погромы и зверства, отнюдь не христианскую суть «нового немецкого порядка». Тем более в Брянском полесье пасторская миссия провалилась.
Шел 1941 год, стоял тот самый октябрь, когда потоки русских пленных шли по дорогам на запад. Картины военного ада были повсюду. «Наводили ужас трупные поля у очагов последних боев», – писал в отчете один немецкий офицер.