Монахиня Адель из Ада
Шрифт:
— Погодите! — вмешался Максимка. — Если на всех этих фотках ваш главный недруг, только в разных обличьях, то, может, сохранить их стоит?
— Зачем?
— Ну, чтобы узнать при встрече… Когда-нибудь…
Старуха хмыкнула.
— Он второй раз в одном и том же обличье не является, по крайней мере, людям…
— Ну, тогда сожгите, что ли… — согласился Мася.
Мадам начала бросать фотки, по одной, в огонь. При каждом броске в печи возникала, будто живая, большая страшная морда и невыразимо морщилась, будто
— Морщится ещё, скотина, будто не знает, что его в самом конце ждут ещё худшие муки… — цедила экс-привратница, запугивая отсутствующего экс-начальника.
— Свят-Свят-Свят… — шептала баба Маша.
Воспользовавшись заминкой, она вышмыгнула из кухни и через некоторое время вернулась с двумя потрёпанными фотоальбомами.
— На, смотри, Аделаида, выбирай! Любую! — баба Маша принялась быстро-быстро переворачивать пожелтевшие картонные страницы, на которых, зацепившись углами за прорези, красовались добротные, фигурно обрезанные по краям фотоснимки времён эпохи развитого социализма.
— Эта вполне подойдёт! — сказала мадам, указав на фотографию комсомолки с толстыми косами, выложенными на груди. — Сколько лет-то тогда тебе было?
— Семнадцать, кажись. А зачем тебе такая древняя? Возьми вот эту, где я в меховой горжеточке, подаренной покойным мужем. Здесь мне уже за тридцать. Эта поприличнее будет, бери эту!
— Нет, Силантий велел дать ему комсомолок, — торжественно произнесла мадам.
— Что значит «дать»? — не поверила своим ушам баба Маша. — Для чего «дать»?
— Комсомольцы-добровольцы страну когда-то поднимали, и теперь стране то же самое не помешает! Поедешь осваивать Сибирь…
После этих слов мадам взяла коричневую палочку, побормотала над ней, и на кухонном столе возник маленький чёрный игрушечный автобусик.
— Вот на этом чёрном жуке, Мария, и полетишь туда! Хлопни по нему ладошкой, не стесняйся…
Баба Маша стояла с выпученными глазами.
— Думаю, пускай малец лучше хлопнет, а то я могу силу не рассчитать!
Максимка не заставил себя упрашивать, подбежал, хлопнул. От хлопка автобусик увеличился, примерно вдвое.
— А ещё раз можно? — спросил малец.
— Хлопай! — разрешила привратница.
— Ой, нет, сначала вынеси на улицу, от греха! — попросила испуганная баба Маша. Она правильно чувствовала ситуацию, ибо сроду не пила.
Через несколько минут Максим уже лежал на крыше огромного, допотопного, неизвестно какого года выпуска автобуса, со множеством рекламы на боках.
— Я же просила легонько хлопнуть, а ты изо всей силы зарядил! — возмутилась привратница. — Что я теперь Силантию скажу?
— Сейчас подумаем, — ответил Максим.
Он встал на ноги, подпрыгнул несколько раз, отчего автобус значительно уменьшился.
— Гы… Ты смотри, я бы не до такого не додумалась! — поизнесла мадам. И ещё раз гыкнула. И икнула…
А
Силантий, находившийся рядом, нетерпеливо посвистывал и притопывал, трамбуя валенками снег. Он дожидался выхода из дома бабы Маши и тёть-Марины.
Наконец те появились. Бывший подчинённый мадам привратницы строго глянул на пожилых подружек. Затем сменил выражение лица и произнёс:
— Любезные дамы! А ведь вас ждут испытания! И какие!
Подруги переглянулись, пожали плечами, почти синхронно. Они в последние годы всегда синхронно реагировали на проявления окружающей среды.
— Испытания? На старости лет? А отдыхать когда? — спросила тихо баба Маша.
Как ни странно, Маринка была гораздо больше готова к переменам.
— На том свете отдохнёшь, а тут — работай до последнего, чтобы правый ответ держать перед Господом! Не профукивай время, а проживай!
— Правильно, — одобрил ход её мыслей Силантий. — А теперь — прошу следовать за мной!
Он пригласил старушек в автобус.
Из окон махины через пару минут полетели их личные вещи: сумки, пальто, валенки, шапки, платки… А сам автобус стал постепенно увеличиваться в размере, хотя, казалось бы, куда уж больше. Торчавшие колёса мотоциклов втянулись вовнутрь, окна плавно и бесшумно закрылись.
Вскоре на снегу рядом с домом бабы Маши лежал огромный чёрный дирижабль. Но и это ещё не всё. Из боков дирижабля стали вырастать крылья!
Прошло ещё несколько минут, и Максимкиному взору предстала троица: молодой комсомолец с лицом Силантия, одетый в чёрный кожаный лётный костюм с меховой подбивкой, а при нём — две девушки, очень похожие на комсомолок с молодых фото бабы Маши и Маринки. Только в этот раз на ногах у них были не носочки старомодные и не туфельки «прабабушкинской эпохи», а наимоднейшие шкары. Да и по одёжке их теперь уже старомодными было не назвать — чисто рокерши, только без мотоциклов.
«Внутри чёрного жука, сто процентов, зеркало имеется, с помощью которого я взрослым становился», — подумал Мася, но вслух не высказал. Вместо этого решил поиздеваться.
— Ну и прикид! — зашёлся он хохотом. — А зачем вам столько мотоциклов, вас же всего трое? Может, и меня с собой прихватите, а то я здесь умру от любопытства, представляя вашу сибирскую эпопею!
Силантий обнял его и пробормотал на ухо:
— А как же школа? Мы ведь надолго уезжаем…
Те слова, конечно же, были услышаны всеми, но отреагировала одна баба Маша, вернее, рокерша с её физиономией.