Монастырь дьявола
Шрифт:
Он сжал его руками за плечи, встряхнул:
– Успокойся! Прекрати! Немедленно успокойся! Ты должен быть сильнее. Намного сильнее. Мы вступили на тяжелую дорогу. В борьбу, исход которой не известен. Я не знаю, за что и ради чего мы боремся, но кто-то очень хочет, чтобы мы не дошли до конца. Разве ты еще не понял, что нас просто пугают? Тебя напугали, как маленького ребенка, а ты уже готов сложить лапки! Я знаю, что ты не трус. Мне очень нужна твоя помощь. А если эти черные силы взялись уже за тебя, значит, мы движемся в правильном направлении.
Врач успокоился. На его лице появилось подобие живой улыбки, а плечи расслабились. Он прошел через всю комнату и с размаху плюхнулся на
– Мы остались без еды!
– Это еще не самое страшное, правда?
– Если так, то я хотел бы рассказать тебе одну историю. Время все равно есть.
– Какую историю?
– Садись!
Заинтригованный, он сел на журнальный столик.
2009 год, Восточная Европа, рассказ врача
«Был 2009 год. Я впервые приехал в эту страну устраиваться на работу. Я прошел собеседование в больнице, и на следующей неделе должен был приступить к работе. А пока у меня оставалось свободное время, и я решил осмотреть город.
Я как сейчас помню тот день – полный тепла и солнечного света. Прекрасный день с прозрачным воздухом и неповторимым ароматом ранней весны. Это был день, в который после сумеречной, долгой зимы оживает все вокруг, и нахлынувшие чувства, эмоции, желания, фрагменты предвкушения счастья заставляют просто парить над землей, возносясь словно на крыльях – все выше и выше. Я гулял с утра до самого вечера. Фруктовые деревья были в цвету, и удивительный белый цвет был повсюду, а на ветках пробивались первые почки. Яркое, ослепительное, теплое солнце согревало город своими щедрыми лучами, и в этом сиянии город казался словно игрушечным, изваянным из драгоценных камней и оттого словно способный поместиться в моем кармане.
Я наслаждался воздухом и теплом. Душа моя согревалась под целительным воздействием этих лучей, и, наверное, я был счастлив. Все вокруг казалось мне прекрасным. Распахнув пальто, я медленно шел по улицам, и улыбался этому чарующему городу, его узким улочкам, старинным особнякам и дворцам, застывшей музыке камня. В таком приподнятом состоянии духа я свернул с центральной улицы и углубился в лабиринты узких улочек старого города. Мне навстречу попадались низкие двухэтажные домики, бедные лавочки, особняки с тихими садиками – все чистенькое, аккуратное, красивое, хоть и немного строгое.
Постепенно я свернул в какой-то маленький, почти незаметный переулок, в котором не было ни души. Кроме того, в переулке была удивительная тишина – настолько поражающая в самом сердце огромного современного города, что я остановился прислушаться. Так, прислушиваясь, я смотрел по сторонам, и увидел шпиль церкви. Это была совсем крошечная церквушка, белый игрушечный домик, окруженный уютным зеленым палисадником и узорчатой чугунной оградой. Было что-то деревенское в этом маленьком кусочке городского пейзажа. Сама церковь вблизи показалась мне уютным обиталищем добродушного сельского священника – все было таким белым, аккуратным и спокойным, что я даже заглянул за ограду, чтобы рассмотреть за церковью домик священника, но ничего не увидел.
Внезапно я заметил, что церковь служит концом переулка, тупиком, и находится как бы в стороне от остальных зданий. Но самым удивительным было то, что и выбеленная дверь церкви, и чугунная калитка были закрыты. Это показалось мне любопытным. Я специально подошел к калитке, подергал несколько раз. Закрыто. Дальше… Честно говоря, я не понимаю, почему поступил именно так… Сейчас мне было бы очень трудно его объяснить, но тогда все казалось вполне логичным. Словом, я перемахнул через решетку и прыгнул в садик. Вокруг по-прежнему никого не было. Дверь церкви была заперта так же прочно, как и калитка. Внезапно
Это был маленький католический храм, в котором было достаточно темно. Потом глаза привыкли к полумраку, и я различил длинные ряды деревянных скамеек. Убранство храма показалось мне бедным и строгим. Никакой позолоты, никаких икон и расписных потолков – лишь простой камень и деревянные кресты. Когда глаза привыкли к темноте и я стал видеть так же хорошо, как на улице, я пошел вперед, к алтарю. Я различал суровые лица каменных святых. Мне показалось (невероятно глупая мысль!), что они смотрят на меня словно с укором. А возле алтаря, в глубине…. Возле алтаря кто-то был. Я различил черную человеческую фигуру, стоящую перед алтарем на коленях. Наверное, священник. Меня прошиб холодный пот. Я представил себе выражение лица этого священника…. Может быть, он даже вызовет полицию. Но что же делать… Поздно теперь отступать. Придумаю что-то, объясню, в крайнем случае – заплачу штраф. Раз уж начал – следует идти до конца. И я продолжил медленно идти вперед, к застывшей человеческой фигуре.
Когда я подошел совсем близко, на расстояние вытянутой руки, человек обернулся. И я застыл на месте, как пораженный громом. Это был ребенок! Маленькая девочка лет 7, максимум – 9 лет! Ребенок. Девочка во взрослом монашеском одеянии, в настоящей одежде взрослой монахини. Она стояла на коленях, сложив руки в молитвенной позе, но, увидев меня, быстро опустила их вниз. Полы черного одеяния стелились за ней, как длинный шлейф. Черный капюшон упал с головы, и по плечам рассыпались длинные золотистые волосы. Это был удивительно красивый ребенок! Боже мой, я никогда не видел такой красоты! Девочка казалась сошедшей с какой-то средневековой картины. Ее розовые щечки были как у фарфоровой куклы, а глаза казались совсем темными и бездонными. Взрослое одеяние монахини казалось грубой, жестокой шуткой.
Девочка поднялась на ноги и стояла теперь прямо напротив меня. Ряса была слишком велика и тоненькая фигурка казалась замотанной в нее, как в покрывало. Мне показалось невероятно жестоким замуровывать эту живую детскую красоту в черное платье монахини! Словно заживо похоронить в склепе. Внезапно мне захотелось подхватить ее на руки и вынуть, вырвать из этого черного балахона! Мне казалось это единственно разумным поступком, но… но я не смог. В ее облике было что-то очень серьезное. Сначала я даже не понял, что, но потом… Это были ее глаза. Огромные глаза, похожие на темные озера, в которых светилась невероятная взрослость и печаль. Это были совсем не детские глаза. Это были глаза взрослой женщины, к тому же, много повидавшей на своем веку. Так смотрят дети, пережившие какую-то очень страшную войну. Дети, резко переставшие быть детьми на протяжении суток или одной ночи.
Мы стояли и смотрели друг на друга достаточно долго, как вдруг девочка улыбнулась. Ее улыбка засияла на личике, как маленькое солнышко, и внезапно она сказала:
– Это ты! Наконец-то ты пришел!
Я растерялся. Так растерялся, что не смог сказать ни одного слова. Девочка сделала шаг по направлению ко мне:
– Это ты! Ты пришел! Я так долго тебя ждала… так долго…
Внезапно девочка запнулась, и по ее лицу промелькнула мимолетная тень.
– Нет. Это не ты. Я снова ошиблась… – и вдруг пронзительно завизжала, подняв над головой маленькие кулачки, потрясая ими в порыве дикой (совсем не детской) злобы: