Монастырь потерянных душ
Шрифт:
— Вы умеете… вычищать память? — я представила себе свое возможное будущее, и опять стало страшно.
— Человек способен забыть, что он делал, если всего лишь напьется. Мы используем похожие состояния… правда, на основе внушения. Этим людям будет настолько стыдно вспомнить про Монастырь, что они с радостью примут версию про грибы.
Тут я не выдержала и выдала то, что меня действительно волновало:
— Получается, вы способны сделать с нами все, что угодно? А потом стереть нашу память…
— Мы соблюдаем договор, — усмехнулся Монах. — Но, по правде сказать, дело не в этом. Нам, наоборот, нужно, чтобы вы осознавали происходящее. Чтобы пытались
Я всматривалась в его лицо и, кажется, углядела в нем тень фанатизма. Иногда возникало чувство, будто он говорит не сам, а кто-то — через него, но Монах ему доверяет. Я посмотрела наверх. Я еще многого не видела в Монастыре, но и моих впечатлений хватало, чтобы представить, каких расходов все это стоит. Конечно, ходили слухи, что научный комплекс университета использует старинные постройки, но о таком масштабе никто не догадывался до приезда сюда. Монахи защищали свой образ жизни не установкой барьеров, а с помощью воздействия на людей, которые сюда попадали — случайно или по приглашению. Если троица забудет об увиденном, то это гарантия спокойствия Монастыря. Никаких журналистов или попыток устроить экскурсию. Безусловно, Монастырь был памятником архитектуры, но я понимала, почему ученые не хотят превращать его в общественное достояние. Вот я — стала бы рассказывать о нем сейчас? Говорить, где он находится? Я вспомнила, как меня покоробило, когда открылась калитка и вошли эти туристы. Я пробыла здесь не так уж много времени, но я вряд ли теперь кому-нибудь покажу дорогу сюда. Разве что это будет особенный человек. Тот, кого я увижу в стенах Монастыря сначала в собственном воображении.
— А если они все-таки вспомнят? — обратилась я к Монаху. — Например, под гипнозом? Ведь нельзя абсолютно вычистить память, это фантастика.
— Фантастика, — согласился Монах. — Бывает, что люди рассказывают о Монастыре всякие странные вещи. Но если человек приходит без приглашения, то в другой раз он ничего не найдет. У каждого — только единственный шанс.
Запись двадцать девятая
— Ты зря ушла, — сказала Джей, подсев ко мне за ужином. — Было интересно. Монахи принесли аппаратуру, подключили к этим провода, надели что-то вроде наушников.
Наверное, будут воздействовать на них музыкой.
Джей хохотнула. Ее лицо выражало презрение к тем, неподвижно лежащим в больничной палате.
— Ты не знаешь, почему все собрались у фонтанчика? — поинтересовалась я.
— То есть? — Джей изобразила гримасу недоумения. — Лично ко мне с утра подошел монах и сказал, что надо придти в это место в определенное время. Ведь у нас есть часы.
Она постучала ногтем по круглому циферблату.
— Он попросил не удивляться ничему, и помочь, если будет нужно. Мало ли чем они занимаются, помимо нас…
Джей выглядела удивительно спокойной, безоговорочно доверяющей монахам. А ведь несколько дней назад она была явно встревожена происходящим.
— Ты изменилась, — заметила я. — Изменила свое отношение к Монастырю.
— А зачем переживать почем зря? Мне здесь нравится. Тут много странного, но, как показывает практика, ничего ужасного с нами еще не случилось… ничего ужасного не случилось со мной. Если нам все равно ничего не объясняют, но и не причиняют вреда, то беспокоиться не имеет смысла. Пусть делают свои выводы, а я поживу тут год на халяву. К тому же, я заметила, что монахи ценят тех, кто держит себя в руках. Принимают, практически, за своих. Мне это приятно.
Это
— Тебя разве не напугали неподвижные люди?
— Вот еще! Как будто ты не знаешь, что монахи используют гипноз. Тем более, мне Женька рассказал про этих идиотов. Так им и надо.
Я чувствовала, что она права. Но вспомнила о пропавшем спортсмене-авиамоделисте, и спросила еще:
— А как же Игор?
— Мы же разговаривали об этом! — отмахнулась Джей. — Наверняка его перевезли в другое место и продолжают исследовать. А может, он нарушил правила и его выгнали.
Он тебе кто — друг или брат? Ты же не дергаешься, когда в газетах сообщают о пропаже людей.
— Но он был один из нас…
— И что теперь? Ты лучше скажи, как ты сама оказалась у источника, если тебя никто туда не звал?
— Так получилось, — отмазалась я. Похоже, загадки Монастыря действительно следовало принимать за обыденность, и перестать волноваться. Ведь люди и так живут в довольно неопределенном мире, и только для удобства договариваются о том, как этот мир следует воспринимать. Но к истине это никакого отношения не имеет.
Может, истина вообще не доступна человеческому сознанию целиком. Тут остается только верить… доверять окружающему, и если уж действовать — то по ситуации, а не согласно глобальному плану, расписанному на годы вперед.
Был и другой вариант, с ироничной горечью догадалась я: не доверять ничему и все время выкручиваться, пытаясь обеспечить себе гарантированную драгоценную безопасность. Но это бы вызвало слишком сильное напряжение, и жить сразу стало бы весьма невесело. Впадать в паранойю я не хотела. Я все же надеялась, что от Монастыря мне ничего реально плохого не прилетит. А что вообще могло быть плохого? Только мои собственные страхи, вызванные непонятно чем. Даже смерть не представлялась мне особенно страшной. Ну, умру — и умру. Когда придет время. В любом случае, это от меня не зависит. А то, что монахи мной манипулировали… я понимала, если бы своими методами они мешали мне достигать своих целей. Но разве у меня были цели? Ведь не зря я подписала контракт на целый год. Мне даже девать себя было некуда.
— Джей, почему ты поехала в Монастырь?
— Хочу изменить свою жизнь, — не задумываясь, выдала она, точно знала ответ заранее.
Я ждала подробностей.
— Я хочу стать мужчиной, — призналась Джей. — Я женщина только снаружи. Да и то…
Она провела руками над своим по-мужски крупным и сильным телом.
— Мне нравятся девушки. Только ты не пугайся. Почему-то многие считают, что нетрадиционная сексуальная ориентация — это главное, что есть в человеке, вроде меня. Но у нас, как у всех, жизнь любвными приключениями не исчерпывается. Для меня более естествен мужской способ действия. Возможность использовать свои мозги, — я ведь учусь в техническом вузе, и, наверное, буду писать диссертацию.
Впрочем, это все ерунда.
Она помялась, как бы не решаясь рассказывать дальше. Я внимательно молчала.
— Дело в том, что у меня был учитель. Один человек… Физически она тоже женщина, но одевается и ведет себя, как мужчина. У нее даже мужское имя: Алекс. Она решила стать мужчиной, когда осталась одна. Был муж, да сплыл. Некрасивая история, она очень болела потом. Но взяла себя в руки и решила стать сильной.
Решила стать другой… другим. У нее ребенок, между прочим.
Я хотела поинтересоваться, как ребенок относится, что его мама считает себя папой, но побоялась, что Джей тогда не станет рассказывать.