Монастырь
Шрифт:
– Ничего, переживет!
Лакшин уже прикинул, стоит ли так рисковать, и вынес решение – нужно.
Врачи-преступники, немедленно приступили к делу. Невесть откуда появился шприц. Его наполнили бесцветной жидкостью и, невзирая на протесты Поскребышева, о которых тот забывал после их произнесения, вкололи ему в район ниже спины.
Результат сказался лишь через минуту-другую. Зековский врач закрутил головой и его словесное извержение приобрело смысловую нагрузку:
– Ах, какое прекрасное состояние!.. Хотя почему прекрасное?
Кто посмел?!
Слегка затуманенные очи Михаила Яковлевича распахнулись и встретились с жестким взглядом Лакшина.
– Я. – коротко сказал кум. – Еще будут вопросы?
– Эх, Игнат Федорович, – вздохнул притихший лепила, – Знали бы вы как…
– Не знаю, и узнавать не собираюсь. – резко оборвал Поскребышева майор. – Извольте пожаловать на вскрытие.
Врач демонстративно свалился на стул:
– А известно ли вам, товарищ майор внутренних войск, – со смешанной злобой и горечью произнес Михаил Яковлевич, – что оные мною были успешно произведены не далее чем прошедшей ночью.
– И поэтому я застал вас в таком состоянии?
– Отчасти. Мне нужно было и снять стресс, и компенсировать всенощное бдение.
– На счет второго – принимаю. Но с первым вы, Михаил Яковлевич, явно переборщили.
– Согласен. – чуть не радостно закивал военврач. – Но у всех у нас есть небольшие недостатки, которые, изволю подчеркнуть, одновременно и суть продолжение наших достоинств, и оттенение наших весьма положительных качеств.
– Давайте от философии перейдем к делу. – предложил Лакшин. – и сделаем это без лишних свидетелей, которые, как мне недавно стало известно, трезвонят по зоне о каждом, Михаил Яковлевич, вашем слове.
Шныри разом изменили цвет лица. Один слегка посерел, другой налился краской.
– Давайте, катитесь отсюда! – раздраженно проговорил Поскребышев. – Я после разговора с сим достойным мужем буду иметь прочищение вам мозгов с помощью арсенала методов допотопной психиатрии!
– Может не стоит так круто? – поинтересовался кум, когда врачи-зеки пробками вылетели из кабинета.
– А, – лепила наморщил нос, – я так, попугиваю… Наказывай их, не наказывай, все одно трезвонить будут.
А на счет вскрытий… У первого все как в прошлый раз. Следы побоев.
Сломанные ребра. Выколоты глаза, ты и сам это видел. Правда, били его меньше, чем вчерашнего. Да…
А второй… С ним и так все ясно. Аутодекапитация.
– Чего? – кум не смог с первого раза проглотить мудреный научный термин.
– Самостоятельное усекновение головы. – расшифровал Поскребышев. – В кармане его куртки я нашел записку. Она подтверждает – самоубийство.
– Что за записка? – встревожился Игнат Федорович, – Где она?
– Да вот, кажется… – медик порылся в карманах и извлек сложенный вчетверо и изрядно помятый тетрадный листок.
Лакшин выхватил бумагу из пальцев Михаила Яковлевича и развернул: "Я иду на это добровольно, –
– А руки ты его смотрел? – кум оторвался от записки и внимательно уставился на Поскребышева.
– Смотрел. Костяшки сбиты.
– Точно?! – сурово свел брови майор.
– Точно, не точно… Раз я тебе так говорю – значит так оно и есть. – Михаил Яковлевич уже сказал все, что посчитал нужным и потерял интерес к беседе. Зато интерес к собственному состоянию у доктора возрос неизмеримо.
– Все у тебя?
– Чего будет – подойду. – пообещал оперативник. – Да, а записку эту кто-нибудь еще видел?
– Никто. – повел плечами Поскребышев. – Я ж ее в операционной извлек. А Бори не было.
– И никому о ней не болтай, – предупредил врача Лакшин, понимая, что едва он выйдет за порог, как дражайший лепила вновь всадит в себя какую-нибудь медикаментозную гадость и вполне может позабыть о данном обещании, – особенно шнырям.
– Хорошо, что напомнил. – хищно осклабился капитан, – Пойду разберусь с ними… Хотя нет. Сначала я должен привести себя в порядок. Правильно?
Игнат Федорович не стал дожидаться конца этого процесса и тихо притворил за собой дверь. Шнырей поблизости видно не было, значит, не подслушивали.
Хмыкнув, Лакшин отправился в свой кабинет. Пока он беседовал с врачом, в голову кума пришла занятная мысль и он немедленно хотел ее или подтвердить, или опровергнуть.
Блокнот с записями сведений по Гладышеву, которые надиктовали сговорчивые зеки из восьмого отряда, находился там, где ему и положено было обретаться – в сейфе. А вот листок, который майор взял у нарядчика, куда-то запропастился. Перерыв весь стол, Игнат Федорович ничего не обнаружил и принялся за россыпь на столе. Там, почти на самом верху и нашлась бумажка со стариками.
На сравнение двух списков ушло почти две минуты. Пересечение было всего одно. И это являлось показателем. Некий Ушаков Борис Никанорович 1935-го года рождения, приписанный к седьмому отряду, неоднократно встречался с Гладышевым в последние недели жизни последнего.
Под крышкой письменного стола Лакшина были две кнопки. Правая для вызова прапоров, левая для нарядчика. Сейчас майор надавил на левую кнопку. Та утонула в гнезде и снизу, едва слышно, прорвался звон, похожий на работу далекой бормашины. Поежившись, Игнат Федорович стал дожидаться Монгола. Но вместо старого бурята появился один из его помощников.