Монастырь
Шрифт:
Куль вынужденно согласился.
– А я в натуре, к тебе, Куль, с базаром. – И Главбаланда выразительно глянул на Семихвалова.
– Он при всех курса'х. – заверил повара Николай.
– Да чего там, – встал семейник, – в секции встретимся.
Топляк проводил уходящего взглядом и, повернувшись к Кулину, одарил того тяжелым недобрым взглядом:
– Когда груз заберешь?
– Самое большее – через час.
– Десять минут.
– Да ты чего? – прищурился Куль. – Мы тут базарили дольше.
Топляк вздохнул:
– Шухер
– Хорошо. – бесконвойник прикинул свои возможности, – За ближайшие полчаса управимся.
– Добазарились. – кивнул Главбаланда. – И вот еще что…
По его жадной морде было видно, что следующая фраза дается повару с огромным трудом.
– Не рассчитывай на меня.
Глаза Николая округлились:
– В отказ? Ты?
– На время… Только на время. – неубедительно стал успокаивать Топляк, – Пройдет этот кипиш с мочиловкой – мы с тобой поработаем. А так, я и тебе советую притухнуть.
– Благодарствуй за совет. – Николай резко встал, – Жди. Скоро буду.
Не оборачиваясь Куль прошел в выходу из трапезной, чувствуя, что ему в затылок не отрываясь смотрит Главбаланда.
Чтобы организовать вынос чая и продуктов из столовского склада много времени Николаю не потребовалось. В жилой секции он сразу наткнулся на нескольких бесконвойников, дававших деньги и уже ждавших своей доли чая.
Впрямую переносить целый ящик заварки по плацу было несколько рискованно, даже если не учитывать нынешнюю нервозность краснопогонников.
Можно было сгрузить его на носилки и, присыпав сверху мусором перетащить таким образом. Но это сразу покажется подозрительным. Зачем бесконвойникам целые носилки какой-то грязи? Осмотревшись в складе, где Топляк хранил нелегальные продукты, Куль заметил несколько бидонов из-под молока.
– Я позаимствую их? – спросил Николай у сопровождавшего бесконвойников баландера. Тот сразу понял замысел и кивнул:
– Только с возвратом.
– Тогда таща бачок каши и два листа целлофана.
Пакеты с чаем и продукты на откидон утрамбовали в двух бидонах, настелили сверху полиэтилен и накидали на него кашу. Если никто не полезет рукой внутрь, что было весьма маловероятно, то заметно ничего не было.
На плацу зеков немедленно засекли. Прошмонать остановил подозрительных бесконвойников, прущих два подозрительных бидона.
– Что там?
– Хавка. – ответил Куль, с готовностью открывая крышку. Оттуда ударил пар и пахнуло молоком.
– И вы все это сожрете? – удивился прапор.
– Так на всю бригаду. В столовке добазарились.
– Ну, катитесь, кишкодавы! – приказал Прошмонать, не став пачкать руки.
Распределение чая прошло без конфликтов. Все получили сколько заказывали.
Кулин отволок причитающееся ему в свою тумбочку. Теперь, после небольшого перекура, следовало уладить совместные дела с Акимычем. Для этого совершенно необходимо
В зоне-монастыре производство работало круглосуточно. Благо, что близлежащий Хумск в основном был городом секретной науки и не имел большого количества фабрик и заводов. Зековская же продукция обходилась администрации города куда дешевле, чем аналогичная, но завезенная с другого конца страны. Поэтому заказами лагерь был обеспечен постоянно.
Промзона состояла из пары П-образных где двух, а где и трехэтажных корпусов, расположенных так, что между ними оставался небольшой двор, посредине которого стояла старая церковь занятая нынче под склад.
Соответственно, и цехов тоже было два. Все рабочие помещения, станки, располагались на первом этаже зданий. Вторые занимали зековские раздевалки с душевыми и различные службы, начиная от кабинетов вольных начальников цехов и мастеров, и кончая зеками-ОТКшниками.
Но рабочих мест, по сравнению с количеством спецконтингента в лагере, был явный недостаток. Примерно в два с половиной, три раза. Из-за этого цеха работали в три смены и промка даже ночью являлась весьма оживленным местом, на котором знающий человек мог найти и купить все что угодно. От водки и наркотиков, до услуг мастера-татуировщика.
Первый цех специализировался на изделиях из пластмассы, дерева. Там же находилась и швейка, и, в противоположном крыле, гальваника. Второй цех был полностью отдан на откуп металлообработке. Именно туда и требовалось попасть Николаю.
В будке рядом с воротами, ведущими на промку обычно коротали время двое.
Помощник нарядчика и прапор. Проход, как обычно, оказался перегорожен чисто символически: металлический прут, ничем не закрепленный, лежал в пазах.
Куль поднял его, и, ступив уже на территорию промозоны, положил на место.
– Эй, осужденный, вы куда?
Прапорщик Рак, наконец отвлекся от весьма содержательного подсчета летучей живности и обратил внимание на непорядок. Кулин повернулся к вертухаю так, чтобы была видна зеленая бирка и спокойно произнес:
– Железо потягать.
– Тебя вписывать? – поинтересовался помнарядчика, уже сжимая ручку сверочной доски.
Николай пожал плечами, а лупоглазый вежливый Рак тут же выдал ценную рекомендацию:
– Конечно впишите. А вы, осужденный, постарайтесь закончить тренировку до вечерней проверки.
– Конечно, обязательно! – воскликнул Куль и не спеша пошел ко второму цеху.
Приличных качалок на промке было две. Одна в складе, блатная, с гантелями, сваренными из резьбонакатных роликов, другая, с "оборудованием" попроще, у ремонтников. В принципе, по нынешнему статусу, Николай должен был бы заниматься у блатных, но он плохо переваривал эту породу, да и у кладовщиков ему делать было совершенно нечего. А дело было как раз к мужикам из пятидесятой бригады, заставляющих работать до предела изношенные станки.