Монастырь
Шрифт:
Когда же Игорь сам посмотрел туда, куда были устремлены взгляды всех, находящихся в сортире, он только и смог, что ошеломленно открыть рот.
На полу лежали два тела. То, что это трупы было понятно с первого взгляда.
Неестественный синюшный цвет лица был у обоих мертвецов. Но, и это было самым страшным, в одном из убитых Котел узнал прапорщика Синичкина. Синяка.
Завхоз побелел. С этого момента пути назад уже не было и ему, волей-неволей, придется поддержать блатных. Иначе администрация так закрутит гайки, что ни один зек не осмелится перднуть без соизволения властей колонии.
6.
Ярость
Николаю так и не удалось поглазеть на вываливающиеся из глубоких разрезов и декольте сиськи разных див.
– Убили! Опять убили! – Разнеслось по помещению.
– Кого? Где? – Ответило сразу несколько голосов.
– В восьмом! Трупаки прямо из воздуха появились! – Сообщал известные ему детали зек, прибежавший с этой новостью. – Мужики на очках сидели, так они прямо на них и свалились!
Отбросив журнал, Кулин, повинуясь странному неприятному предчувствию, помчался в восьмой отряд. Зековская связь сработала быстро, и пока никого из администрации на месте не было. Николаю пришлось проталкиваться, преодолевая сопротивление и недовольство арестантов, тоже желающих своими глазами взглянуть на трупы.
Наконец, бесконвойник протиснулся в дальняк.
– Пройти дайте! – Истошно заорал Кулин. Зеки, от неожиданности, слегка расступились и бесконвойник смог подойти к мертвым телам.
Он узнал их сразу, несмотря на перекошенные синие лица, несмотря на кровоподтеки, искажавшие привычные черты. Одним из убитых был Синяк. Другим – Петр Семихвалов.
Едва бросив взгляд на мертвецов, Куль принялся выбираться из толпы. Обратное движение давалось куда легче, но Николай этого не замечал. Память его словно застопорилась, и бесконвойник не видел перед собой ничего, кроме бледного красно-фиолетового лица своего семейника, его рассеченной брови, опухших кровавых губ, из которых вытекал покрытый коричневатым налетом язык.
Механически переставляя ноги, Николай спускался по лестнице, когда его едва не сшиб бежавший снизу Жбан. Вслед за прапорщиком спешили кум и Поскребышев.
Бесконвойник даже не заметил странного взгляда, которым его проводил начальник оперчасти.
Действуя на автопилоте, с трудом подавляя в себе желание наброситься на первого попавшегося ему на пути и растерзать его по одной единственной причине: тот жив, а Петька-то уже нет! В полной прострации Кулин добрался до секции. Он не понимал, что делает, что происходит вокруг и очнулся лишь когда обнаружил себя стоящим на плацу в ряду других бесконвойников. Где-то вдалеке продолжалась проверка, а Николай, испытывая одновременно ярость и нежность, вдруг вспомнил, как он познакомился со своим будущим семейником.
В те далекие месяцы, когда Куля уже поставили работать на замках, но он не до конца еще приноровился к ритму зековской жизни, недавний этапник вдруг поймал себя на мысли, что с завистью смотрит на распивающих чифирь соотрядников. По началу Николая несколько раз приглашали хапнуть, он же, вынужденный ответить такой же любезностью, купил пакет второсортного чая и тоже замутил несколько раз для таких же, как он, сверловщиков. Но, прикинув количество денег, Кулин понял, что их запаса не хватит и на полтора месяца. А ведь их надо было использовать и на одежду…
С первых дней
Через день Николай уже раздобыл такую ``машинку'' и запас проволоки. Первые несколько опытов оказались неудачными. То ушко у звена оказывалось слишком большим, то не удавалось отломить проволоку в нужном месте и она торчала острым заусенцем, то само звено, перекрученное, внезапно рвалось. Убив на тренировку несколько дней, Куль, наконец, научился делать цепочки быстро и качественно. Но начинать крутить промышленные партии он не торопился. Прежде следовало выяснить, куда, кому и за сколько можно сбывать продукт.
На это ушло еще две недели. Почти сразу после того, как у арестанта была готова первая цепочка, к нему подвалил парень из его отряда по прозвищу Дрозд. Он, буквально сверкая своей хитрой рожей, вызвался быть посредником. Кулин внимательно выслушал предложение, но цена показалась ему слишком уж низкой, и он, не отказываясь сразу, обещал подумать недельку-другую. Дрозд намек понял и больше не подходил, при этом, не забывая следить за Николаем. Как потом выяснилось, пройдоха снизил ее аж вчетверо. Никто из зеков не стремился выдавать источники своих доходов, и поэтому Кулину пришлось самому поиграть в шпионов.
Делать это, сидя за станком было непросто, но Николай справился.
Выяснилось, что есть несколько путей. Первым, самым неподходящим для Кулина был так называемый ``грев''. О нем он узнал из разговоров в курилке и для того, чтобы его провернуть требовались друзья на воле. В условленное время, ночью, на территорию лагеря забрасывался мешочек. Тот, кому он предназначался, сидел на крыше одного из цехов и ловил ``подарочек''. На волю таким же способом отправлялось и деловь, и малявы.
Куль видел стены, окружавшие зону, и понимал, что одной человеческой силы вряд ли хватит, чтобы перекинуть через них, что бы то ни было. Требовалось устройство типа арбалета или катапульты. А это слишком большой риск, светиться с этакой дурой на просматриваемой площадке перед стеной. Следовательно, надо было еще и подкупать вышкарей.
Другой способ был еще опаснее. Следовало закентоваться с каким-нибудь из прапоров или, на крайний случай, с отрядником. Этот вариант тоже отпадал, ибо на подкормку вертухая требовалось и время, и деньги, и некоторый статус.
Краснопогонник не будет даже разговаривать с недавним этапником, не потому, что может подозревать в том кумовского, а из-за незнания тем всех нюансов зековского бытия. Нужна была некоторая известность, причем не блатная, принципиальность, короче то, что выдвигало арестанта из ряда банальных мужиков, потенциальных стукачей, в разряд мужиков правильных.