Монеты на твоей ладони
Шрифт:
— Спасибо! Вы просто не представляете, как вы мне помогли.
— Не больше, чем вы мне.
— Ну… Вы понимаете. Мне нужно бежать. И…надеюсь, вы хорошо устроитесь. И письма дойдут.
— И я очень надеюсь, — мэтр улыбнулся. — До свиданья.
— До свиданья, — махнула я рукой, уже заворачивая за угол. Там, за углом, я перебежала улицу, свернула в тупичок, еще более грязный, чем тот, откуда я пришла, и на стене не то кофейни, не то борделя, обнаружила именно то, что искала. А именно, ощущаемую за версту слабину материи. Я с ходу прорвала расходящиеся
Горы обступили со всех сторон, сжали и тут же расступились. Огромные, безлесные, зелено-черные. Плато чередовались с высоченными пиками, пики обрывались вниз высокогорными долинами. Был не вечер, но было темно — чернильные тучи практически полностью затянули бледно-желтое небо.
Порывистый холодный ветер трепал волосы, забирался под тонкую рубашку. Я разжала стиснутые в кулак пальцы с жатым в них клочком бумаги, и еще раз сверилась с координатами. Да, здесь. Но однако же… Пусто. Я прислушалась. Ни шума воды, ни птичьего крика — только ветер с тихим посвистом струится между камней. Каменистая пустыня, и ничего больше. Так где же…
Я сделала несколько шагов до обрыва и посмотрела вниз. Склон обрывался метров на двести, а затем вновь начинал взбираться вверх. Взгляд побежал вверх по склону, все выше и выше, пока мне не пришлось задрать голову вверх, чтобы увидеть вершину громадного пика, возвышающегося над остальными горами настолько, что они казались холмами. С того довольно высокого плато, где я стояла, можно было рассмотреть, что вершина его абсолютно плоская, что уже само по себе удивительно. Я поежилась, представив высоту этой махины. Как будто уходит прямо в небо.
Однако время идет. Его и так уже потеряно гораздо больше, чем нужно. Я осторожно раскинула во все стороны сеть поисковых импульсов. От резкого ветра слезились глаза и путались волосы, но сети он был не помеха. Тоненькие ручейки моего сознания и души побежали вниз по склонам, оплетая долины и расселины, заструились вверх — к вершинам неприступных гор, к вершине горы-гиганта, заглядывая в пещеры и впадины, ныряя в быстрые горные реки. Я взбиралась и падала вместе с ними, видела все, что видели они, теперь уже зная, что горы не безжизненны и не пусты.
А еще я узнала, что мэтр не ошибся. Аура огня была так сильна, что импульсу хватило приближения на несколько сот метров, чтобы от него ко мне пробежала ярчайшая волна. Боги, как я раньше не замечала? Не догадывалась, не понимала…
Да, смертные от рожденья слепы. Они видят только то, что хотят видеть. И то, что им хотят показать. Я всегда это знала. Однако то, что сама не стала исключением, явилось для меня пренеприятнейшим сюрпризом.
Однако кое-что мы видеть можем. Когда знаем, куда смотреть. И что должны увидеть.
Он был наверху. На безумно высокой вершине упирающейся в небо горы. Я удивлена? Нет. А значит — вверх. Только вверх. И никаких порталов. Сюрприз не должен быть испорчен.
— Залп! — донес ветер уже едва слышную команду. Мозг ответил
Горизонт налился оранжевым. Вот теперь по-настоящему вечерело. Окрашивалось багровым, застывало и наливалось свинцом низкое небо. Оно давило на голову, прижимало к ненадежному склону, и казалось — секунда, и рухнет вместе с тобой. Я бросила быстрый взгляд вниз. Сотни, тысячи метров по извилистой, крутой горной тропе. Пик складывался будто из тысяч зеленых, немыслимо извивающихся змей с высокими гребнями на спинах. Они ползли вверх, истончаясь, сливаясь, зеленые змеи с одной головой и десятками тел. А головы их сложились в вершину.
Он был еще здесь. Я удивлена? Нет.
Последний поворот, последний гребень. Уже здесь я чувствовала все то, что должно было слепить меня раньше, но чего тогда просто не видела. Ох уж это наша смертная слепота. Но и от нее возможно вылечиться. Если знать, что увидишь.
Я подтянулась на руках и забралась на плато. Несколько метров проползла почти на четвереньках, чтобы затаиться за невысоким обломком скалы. Незачем портить сюрприз. Я осторожно выглянула из-за своего укрытия и улыбнулась.
Он сидел на четырехугольной глыбе, смотревшейся удивительно органично на ровной, словно обтесанной, поверхности. На мальчишеском лице задумчивость, яркие волосы спутанными вихрами падают на воротник. Как всегда. Да только лицо уже не кажется мальчишеским, а вместо волос пляшет живой огонь. Стоит лишь присмотреться. Если знать, что увидишь.
Я встала во весь рост и, все так же улыбаясь, пошла к нему. Четкими, уверенными, широкими шагами. Он начал оборачиваться, наконец услышав, почувствовав, поняв. Сюрприз есть сюрприз, и на этот раз моя маскировка была безупречна. И она оправдала мои надежды.
— Что ты здесь… — я улыбалась. Улыбалась его изумленному лицу с темной искоркой в глазах, улыбалась почти молниеносному движению, все же опоздавшему. Я увидела. Увидела, как в клетке из алого пляшущего пламени билось и рвалось наружу, ко мне, к хозяину, матрица Авона. Чтобы вернуться, вернуться и дать знать: я нашла его. Заклинание, слишком древнее, слишком сильное, чтобы быть разрушенным титаном, не умеющим создавать материю, рвалось и сквозь пламенные прутья кричало мне: я нашел его. Вот он, перед тобой.
Да.
Я удивлена? Нет. Идя сюда, я знала, что увижу. Слепота лечится.
Даже если эта слепота от рожденья.
Я улыбнулась.
— Ну здравствуй, Вель…
Глава 24
В эту ночь дивным цветом
распустится папоротник,
В эту ночь домовые вернутся домой,
Тучи с севера, ветер с запада,
Значит, скоро колдунья махнет мне рукой.