Монгол. Черный снег
Шрифт:
Она стоит там, её плечи дрожат, но она не уходит. Почему она не уходит? Я подхожу ближе, чувствуя, как каждое моё движение отдаётся болью в висках. Смотрю на неё сверху вниз, а она смотрит на меня так, будто готова принять любой удар, любой приказ. Она просто стоит.
— Я не должен был оставлять тебя здесь, — мой голос глухой, тяжёлый, как рёв зверя. — Ты не должна была остаться.
Она не отвечает. Её глаза становятся ещё более отчаянными, но в них нет страха. Она снова бросает мне этот вызов, как будто знает, что я не смогу сделать то, что
— Ты не понимаешь, что делаешь, — рычу я, делая шаг ближе. — Ты пожалеешь, что осталась здесь…ты не знаешь кто я!
– Знаю…ты меня спас. И у меня нет никого кроме тебя.
Я чувствую, как всё внутри меня закипает, как вулкан, который готов взорваться. Я хочу выгнать её, но не могу. Чёрт. Я не могу. Ашар был прав. Она меняет меня. Но уже слишком поздно.
Я разворачиваюсь и иду к окну. Смотрю на огни города, на эту бездушную картину, которую я вижу каждый чёртов день. Холодные огни, которые смотрят на меня, как глаза призраков. Они всегда там, всегда рядом. Я сжимаю ладони в кулаки, ощущая, как под кожей растекается адреналин. Диана стоит сзади, её дыхание еле слышно. Я чувствую её присутствие, как ледяной ветер, который касается спины. Я не могу её видеть, но чувствую. Она не уходит. Она остаётся здесь, хотя знает, что я могу выгнать её в любую секунду.
Я слышу её шаги. Они тихие, едва уловимые, но она подходит ближе. Я знаю, что она собирается сказать что-то. Её голос дрожит, но она пытается говорить уверенно.
— Я не уйду, — произносит она тихо, но её слова звучат, как выстрел. — Я не уйду, потому что ты не хочешь, чтобы я ушла.
Я резко оборачиваюсь, мои глаза впиваются в неё. Какого чёрта она говорит? Почему она думает, что знает, чего я хочу?
— Ты ничего не знаешь, — шиплю я, подхожу ближе, чувствуя, как ярость поднимается изнутри. — Ты не знаешь меня. Ты не знаешь, что я хочу.
Её взгляд не дрогнул. Она стоит там, смотрит на меня, и я вижу в её взгляде что-то, что режет меня глубже, чем любой нож.
— Я знаю, что ты боишься, — говорит она, и её голос звучит так тихо, что я едва слышу. — Ты боишься, потому что можешь привыкнуть ко мне. Как к собаке…Я согласна быть твоей собакой, Тамир…Я буду верной, я всегда буду ждать тебя и лежать у твоих ног…Только не прогоняй меня.
Глава 9
Эти слова. Они пробивают меня насквозь. Боишься? Я никогда не боялся. Боязнь — это слабость. И это меняет всё. Она видит это. Видит меня таким, каким я никогда не позволял никому видеть. А еще…она знает что сказать так чтоб вывернуть мне душу.
– Ты не собака! И тебе не надо лежать у меня в ногах!
По ее щекам вдруг катятся слезы. И я, блядь, я вдруг понимаю, что мне больно. Внутри. Где-то под ребрами больно. Мне не нравятся ее слезы.
Моя рука замирает в воздухе, на полпути к тому, чтобы дотронуться до неё, но я не могу. Я не могу этого сделать. Потому что если я дотронусь, всё разрушится. Вся моя стена, всё, что я строил вокруг себя годами, разлетится
— Уходи, — повторяю я, но мой голос уже не такой твёрдый. Он дрожит, как старый, ржавый мост, под которым давно кипит река гнева и боли.
– Не уйду! Я хочу остаться с тобой и мне все равно кто ты…
Она заставляет меня чувствовать, и это убивает меня. Я смотрю на неё, и что-то внутри меня ломается. Я вижу её дрожащие губы, её испуганные глаза, но в них всё ещё есть этот проклятый огонь. Как она может? Как она может стоять здесь и говорить мне это? Чёртова девчонка. Она ничего не знает обо мне. Она не видела того, что видел я. Она не проходила через мой ад. И всё же она стоит передо мной, сжала кулаки, как будто готова пойти против всего мира, только чтобы остаться.
Я ненавижу её за это. Но не могу её выкинуть. Она была права — я не могу. Я, мать твою, не могу.
Мои пальцы сжимаются, я подхожу к ней ближе, чувствую её тепло. Это почти обжигает меня.
— Ты ничего не знаешь, — шиплю я, стараясь удержать себя в руках. — Ты не знаешь, кем я был, через что прошёл. Ты просто маленькая, глупая девчонка, и если бы я мог, я бы вышвырнул тебя отсюда прямо сейчас.
Она смотрит на меня, её глаза становятся чуть мягче, но всё ещё горят тем же упрямством. Это бесит меня до безумия.
— Если бы ты хотел, ты бы уже сделал это, — говорит она, голос её становится чуть более твёрдым. — Но ты этого не сделал. Потому что ты не хочешь, чтобы я уходила.
— Замолчи, — рычу я, чувствуя, как внутри поднимается тьма, словно я вдыхаю её с каждым словом.
Но она не замолкает. Она не отступает.
— Ты боишься. — Она делает шаг ближе, и я чувствую, как её слова врезаются в меня. — Ты боишься того, что можешь почувствовать. Больше всего на свете ты боишься не смерти, не врагов... ты боишься своих собственных чувств.
Её слова взрываются внутри меня, как бомба замедленного действия. Я не могу терпеть это. Она не может видеть во мне то, чего не вижу я. Никто не имеет права. Я бросаюсь к ней, хватаю за плечи, сжимаю её так сильно, что она едва не вскрикивает. Мои пальцы вонзаются в её кожу, но она не пытается вырваться. Она стоит, не двигается, её глаза расширены, но в них нет страха.
— Я сказал, заткнись, — рычу я ей в лицо, чувствуя, как ярость поглощает меня. — Ты ничего не знаешь обо мне. Ничего! Ты не можешь понять, что я пережил, не можешь понять, что я чувствую.
Она молчит, её лицо близко к моему, и я чувствую её дыхание на своей коже. Я хочу ударить её, хочу, чтобы она ушла, хочу, чтобы она исчезла из моей жизни. И…и не хочу. У меня тоже нет никого ближе…
Она смотрит на меня так, будто видит во мне что-то большее, чем я сам могу увидеть. И это пугает меня до чёртиков.
— Ты прав, — тихо говорит она, и её голос звучит так, будто это последний ключ к двери, которую я не хочу открывать. — Я ничего не знаю о твоём прошлом. Но я знаю, что ты не тот, кем хочешь казаться.