Монгольская империя и кочевой мир
Шрифт:
Претензии монголов на земли ислама этим не ограничились. В декабре 1259 г. армии Хулагу разместились на севере Сирии. Монгольские войска попытались пройти вперед, но их продвижение было остановлено в декабре 1260 г. султаном мамелюков ал-Малик ал-Музаффар Кутузом и Байбаром, которые одержали знаменитую победу в Айн Джалут [Amitai-Preiss 1992, p. 119–150]. Состояние войны между мамелюками и иль-ханами длилось более шестидесяти лет, вплоть до подписания мирного договора в 1323 г. [Amitai-Press 1995].
Поражение монгольских войск в Айн Джалуте в 1260 г. зафиксировало территории влияния: мамелюки доминировали в странах Леванта, тогда как с другой стороны сирийской пустыни иль-ханы завоевали Месопотамию, сердце аббасидского Дар ал-Ислама. Претензии иль-ханов на Сирию подтверждаются
Мамелюки пришли к власти в тот момент, когда в Дар ал-Исламе формировалась новая идеология: преемники Чингис-хана отстаивали свое право «императорской счастливой судьбы (suu)», дарованной правящей семье «Небом» [Rachewiltz 1973, p. 21–36]. В этом контексте любой суверен, который отказывался подчиняться монгольским властям, считался выступающим против не только преемников Чингис-хана, но и самого «Тэнгэри». К этой теме периодически возвращаются в историографии пост-чингисовской эпохи: все народы земли приглашаются «быть в мире и гармонии с монголами», иначе говоря, к полной и безусловной покорности [Amitai-Press 1999, p. 62]. В письмах, отправленных иль-ханами на запад, делается акцент на небесный мандат; все они начинались определенной формулой, как мы это видим в письме Аргуна к Филиппу Красивому (1289): «Силою вечного неба, счастьем хагана мы говорим (mongketenggeri-yinkucun-dur, qa’an-usuu-dur […] ugemanu)» [Les lettres… 1962, с. 17–18].
Встретившись лицом к лицу с «монгольским nasab», мамелюки (низкого происхождения) не могли предложить чего-либо подобного: они были отмечены печатью отсутствия преемственности в мире, неотступно следующем генеалогии. В 1269 г. иль-ханид Абага написал Байбарсу в послании: «Лучшее, что ты можешь сделать — это мир с нами… Ты раб, купленный Сивасом, как можешь ты противостоять правителю земли?» [Amitai-Press 2001, p. 107]. Абага, правитель императорской крови, владеющий мандатом Неба, мог только выразить свое презрение незаконным мятежникам, не имеющим благородных предков. У Байбарса не было другого выбора для доказательства легитимности своей власти как только представиться защитником истинной веры перед лицом языческой и тиранической династии.
Яса была одним из элементов идеологической борьбы, в которую включились мамелюки и иль-ханы. В 1269 г. Абага отправил Байбарсу послание, содержащее четыре ссылки на Ясу [Amitai-Press 1994, p. 28–30]. В этом тексте упоминание ясы ассоциировалось с терминами farman и yarligh и титулом хаган, одной ссылкой на Хубилая, от которого Абага зависел. Контекст побуждает перевести farman и yarligh как «распоряжения и указы правящего хагана», что дает им статус, эквивалентный таковым Чингис-хана. В своем ответе Абаге Байбарс провозглашает: «Наша Яса выше, чем таковая Чингис-хана. Бог дал нам возможность, чтобы правили больше чем сорок правителей!» [Amitai-Press 1994, p. 30]. Нет сомнения, что Байбарс использовал здесь термин яса в смысле шариат [ibid, p. 31; Broadbridge 2001, p. 108–109]. Никто не удивился, что эти исторические обстоятельства привели мусульман к восприятию Ясы, которая осталась в силе и после официального обращения иль-хана Газан-хана в 1295 г., как шариата и сунны монголов, как совокупности законов, находящихся в противоречии с исламом.
Персидский историк Рашид-ад-дин обнаружил неоднократные свидетельства приверженности Газан-хана Ясе. Он сообщает, что последний имел обыкновение собирать своих ровесников (atrab, pi. de tirb) и обучать их обычаям (yusuri) и Ясе (yasa). Он обозначил ранг каждого: старшие (aqa), младшие (ini), побратимы (anda) [see: Hamayon 1990, p. 768] и родственники по браку (quday) [Doerfer 1965, p. 296]; тот, кто нарушит эти границы, будет вызван на дорогу ясы [Rashid al-din 1957, p. 251]. Таким образом, Газан-хан чтил классическую иерархию монгольского дочингисовского общества, сохраняемую в рамках нового
Мамелюкские источники подчеркивают также преданность Газан-хана Ясе. Согласно ал-Сафади, в тот момент, когда Газан-хан пришел к власти, он следовал форме правления (al-siyasa) Чингис-хана и принял Ясу монголов (al-yasa al-mughuliyya). С целью поставить под сомнение искренность обращения Газан-хана в ислам, ал-Сафади показывает его уважение монгольских обычаев. Действительно, вскоре после своего обращения Газан-хан взял в жены вдову своего отца — Булуган-хатун, которая ему нравилась. Он мог жениться на вдове своего отца, поскольку обычай допускал, чтобы сын, чаще младший, брал в жены вдову своего отца, за исключением собственной матери или матерей старших братьев. Но подобная матримониальная практика вступала в полное противоречие с шариатом. Новый иль-хан должен был бы оставить ислам, если бы ученый-теолог не нашел выхода из тупика, провозгласив предыдущий брак Булуган-хатун с Аргуном недействительным с точки зрения шариата, поскольку последний не был мусульманином. Сообщая в деталях о браке Газан-хана с Булуган-хатун, ал-Сафади имплицитно подчеркивает несходство между Ясой и шариатом.
Притязания иль-ханов на страны Леванта способствовали возникновению в мусульманской среде негативного восприятия монгольского господства, которое исчезло вскоре после распада империи иль-ханов. Появившись в первое время как язычники-разрушители, монголы воспринимались после их обращения в ислам как мусульманские патриархи, которые сохраняли свои древние практики.
II. Письменные упоминания о Ясе и научная традиция
Мы располагаем сведениями о монгольской Ясе из совокупности оригинальных источников разного происхождения: монгольских, персидских, арабских, сирийских и армянских, а также из рассказов на латыни западных миссионеров, которых посылали в империю. Мы привлекали только те источники, в которых содержатся существенные сведения о Ясе.
Монгольская историческая литература
Самым древним монгольским источником является Сокровенное сказание монголов, составленное после смерти Чингис-хана [Rachewiltz 1965, p. 185–205], чтобы прославить его великие дела. Сокровенное сказание — основа монгольской идентичности, один из важнейших источников для изучения социальной организации, ценностей и культурного мира племен. Этот текст, включающий разнообразные жанры, может привести в растерянность историка. Во-первых, он «история рода», которую члены линиджа должны знать на память. Действительно, было необходимо знать имена предков, союзников и врагов, чтобы ориентироваться в системе мести [Hamayon 1980]. Сокровенное сказание может быть названо также эпосом, функцией которого является трансляция идеалов данного общества. Этот текст, наконец, — исторический рассказ, который содержит «сагу чингизидов» от рождения Темуджина до прихода к власти Угэдэя в 1229 г.
Наше знание о Сокровенном сказании — из китайских источников. Оригинальный текст дошел до нас не на монгольском письме (монгольский язык, принадлежащий алтайской языковой семье, использовал уйгурский алфавит), но в слоговой транскрипции китайскими иероглифами, близкими по звучанию [Hung 1951, p. 433–492]. В Сокровенном сказании термин jasaq встречается девять раз [§ 74, 189, 193, 197, 199, 257, 278]. По-китайски он интерпретируется как fa-tu, слово, которое означает «правило, урегулирование, устав» (regies); не все правила исходят от Чингис-хана.