Моника
Шрифт:
– Пожалуйста, помолчите!
Задержав дыхание, Моника надеялась расслышать доносившиеся голоса, разобрать слова и фразы, но слышала лишь монотонный шаг часовых, а жадные глаза видели только освещенную решетку, где двигались расплывчатые образы.
Хуан резко расцепил ее руки на шее, словно этим хотел вырвать душившую горло досаду, словно она вылилась в грубом порыве на ту, которая побледнела перед его жесткостью.
– Зачем ты пришла? Чего ищешь? Кто тебя послал ко мне? Твоя сестра? Муж?
– Хватит, Хуан!
– А твоя сестра? Где твоя сестра?
Хуан остановил бросившуюся в его объятия Айме, решившую, что сломила его сопротивление. Крепче железного забора был грубый вопрос, властно ударивший хлыстом:
– Где твоя сестра? Что делает? Она заодно с Ренато, да? Это она сделала? Это была она?
– Это все, что пришло тебе в голову вместо ответа? – спросила оскорбленная Айме.
– Я не отвечаю, а спрашиваю! Что ты знаешь о Монике? Это была ты с Ренато на Доминике? Или он один искал ее? Чем вызвано все это? Письмом Моники, да? Ради Бога, говори!
– Это все, что тебе интересно? – упрекнула возмущенная Айме. – Моя любовь, безумие, присутствие здесь, чему я подвергаюсь – ничего не значит для тебя? Ты неблагодарный негодяй, а я идиотка! Какое мне дело до того, в чем тебя будут обвинять и судить продажные судьи, которые навсегда посадят тебя в тюрьму? Какое мне дело, что будет с тобой, если ты такой неблагодарный?
– О чем ты говоришь, Айме? – спросил ошеломленный Хуан. – Что ты сказала?
– Что ты дурак, мечтатель, ребенок, которого любой обманет! Тебя интересует Моника, волнует, что она думает о тебе, пытаешься выяснить, она ли донесла на тебя, не так ли? Только идиот может спрашивать подобное.
– Почему идиот? Я ничего ей не сделал! Что она сказала?
– А, не знаю я! Наверное, ужасы, раз Ренато стал вести себя так. Ренато и все. Донья София, даже моя бедная мать, которая ни во что не вмешивается, даже она чуть не спятила, когда получила письмо Моники.
– Письмо Моники? Моника написала матери?
– А ты не знал?
– Я подозревал, но прошло мало времени, чтобы ее письмо дошло. То письмо, которое могло быть всему причиной написано Моникой гораздо раньше. Но когда? Как?
– Я слышала о каком-то докторе.
– А, доктор Фабер! Его написал доктор Фабер, да?
– Когда я сказала, что ты глупец, то имела в виду, что доверяешь первым встречным.
– Я никому не доверяю, а тебе меньше всех. Скорее всего ты лжешь, чтобы
– Думаю, это она должна тебя ненавидеть. Как мужчина ты отомстил.
– Я не мстил! Ей я не должен мстить. Она не сделал мне вреда по своей воле. Она была лишь жертвой обстоятельств. Жертвой твоей подлости и интриг, жертва эгоизма и ревности Ренато. Я заблуждался, но ни она не виновата, ни… – Хуан прервался и с гневом спросил: – Почему ты так улыбаешься?
– Прости, Хуан, – притворно извинилась Айме, скрывая удовлетворение. – Успокойся. Ты прямо как тигр. Не следует все так воспринимать. Если бы ты чуть лучше знал людей, то тебя ничего не удивляло бы. Вижу, Моника тебя сильно волнует. Ты самый глупый, слепой и тупой из всех мужчин! Ты понимаешь, что на самом деле мы единственные жертвы?
– Ты? Ты жертва?
– Ты и я! Я имею в виду случившееся. Где ты сейчас находишься?
– Арестован конечно же. Но меня не смогут обвинить в чем-либо. Я долго доказывал, кто я, и теперь буду сопротивляться предстоящему, пока не докажу свою невиновность. Я ничего не сделал Монике. У меня есть свидетели.
– Какой ты наивный! Думаешь, тебя обвиняют в том, что ты плохо обращался с ней? Нет! Тебя обвиняют во многом и не без оснований, что неизбежно потянет тебя на дно. Вот увидишь. Моника не обвиняет, она держится в стороне. Скорее всего, если ее вызовут для дачи показаний, то она будет говорить в твою пользу. Может быть, публично поблагодарит за внимание к ней, когда она болела. Да какая разница, если она совершенно уверена, что ты не сбежишь, потому что тебя заманили в западню, из которой нет выхода?
– Что ты говоришь, Айме?
– Когда я узнала об этом, то ничего не могла поделать, меня осуждали все. Обманом я добилась, чтобы свекровь привезла меня в столицу. За их спиной, используя их влияние и деньги, я три дня боролась, чтобы твои дела не закончились плачевно. Я старалась повлиять, воспользовалась дружескими связями, плакала и умоляла у ног губернатора.
– Нет, не может быть! То, что ты говоришь – неправда!
– Как ты думаешь я вошла сюда? Посмотри, пропуск, подписанный его рукой. Я получила его, пообещав, поклявшись, что ты будешь учтиво завтра давать показания. Тебя хотят раздавить, но боятся скандала, особенно свекровь. Ты же знаешь, она ненавидит и презирает тебя.
– Вот как!
– А также остальные, – ловко добавила нежная и подлая Айме. – Думаешь, я не знаю монашеские повадки сестры? Только с тобой, попав под твою власть, конечно же она стала мягкой, заботливой и нежной. Пока не заставила тебя поверить, что ты нравишься ей.
– Никогда! Никогда она не теряла достоинства! Никогда не переставала быть женщиной благородной и чистой, которая…!
– Что это? Что, Хуан? – прервала испуганная Айме, услышав шум далекого сигнального горна.
– Не знаю. Скорее всего, сменилась охрана.